– Так ты, выходит, малолетнего Ивана Антоновича почитаешь за государя императора? И Елизавету Петровну, великую государыню, не славишь?
– созорничал Лис, бесстрастно глядя в зарешеченное, да к тому же задвинутое ставнем окошко.

– Его И В Иван Антонович - наш государь, и никто более, - визгнул служивый.

Створка на верху коробки распахнулась, и в отверстие заглянул стоящий на запятках солдат.

Он внимательно глянул, все ли в порядке, и вновь задвинул заслонку.

– Как считаешь, слыхал солдатик слова мои?
– поинтересовался Лис, словно испугавшись.

– А то, - ехидно ощерился ярыжка.
– Все слово в слово повторит на спросе. Уж будь доволен. Карета хитрая, ты и охнешь, а уж слыхать.

– Значит, и твой визг услышал?
– удовлетворенно констатировал Александр, откидываясь на спинку.

– Все чего надо слыхал, - сопровождающий сверкнул глазками и в предвкушении доклада пошевелил губами, видимо, повторяя сказанное злодеем противоправное изречение.

"Как говорится, знание - сила, - усмехнулся в темноте Александр и тоже задумался.
– Похоже, информация о перевороте еще не дошла до низовых ячеек. Оно и понятно. Сейчас и в высших слоях неразбериха. Все затаились и ждут, чем кончится ночное мероприятие. Это кто знает, а кто не знает, тому и не скажут. Попробуй, вякни. Слово и дело государево покруче полста восьмой статьи будет. "

"Вот времечко, куда там сучьей зоне. Тут спиной не повернись." - Александр повернул голову к спутнику: - Однако, вот что я тебе скажу, служивый. Прежде чем самому" Слово и дело" на меня кричать, ты в участке последние вести уточни. Ладно? А то неловко будет. Ну, а коли послушаешь меня, то после подойди, может и сговоримся, - рискованно вербовал чиновника Лис.

"Впрочем, чего тут такого, его слова и солдатик подтвердит, а мои еще неизвестно, расслышал ли, да и нет в них криминала в свете нынешней политической ситуации".

Заподозрив неладное, служка вновь стрельнул взглядом на непонятного арестанта и не ответил.

Наконец, карета, поставленная на полозья, въехала на мрачный, огороженный высоким забором пятачок.

Александр выбрался на белоснежный покров, устилающий подмерзшую землю, и глянул на окружающие стены.

– А теперь "Горбатый", я сказал, - прохрипел он, вспомнив нетленку любимого актера.

– Ну что, служивый, окропим снежок...
– обернулся он к сопровождающему.

– Иди, супостат, сейчас тебе ужо будет.
– дьяк не закончил и кивнул солдатам.

В караулке, куда втолкнули служивые арестанта, сидело трое.

Писарь, с лежащей у него на коленях доской для письма, и два смурных, крепко похмельных, человечка.

"Все, как водится. И опера, и следак. А где же прокурорские"?

– Сымай все, - приказал хмурый высокий мужик в засаленном камзоле, едва успел войти в помещение.

– Кому сказал?!
– сорвался в истошный крик дознаватель.
– Все про тебя знаю. Тать и злодей!
– истерично тряхнул зажатой в руке бумагой и приблизил помятое лицо вплотную к Лису.
– Сейчас на дыбе все скажешь.
– Доносчик отвоет, и твой черед придет. Сам говори, а не то шкуру спущу.

Он вдруг успокоился и спросил у чиновника, доставившего в крепость арестанта, совсем другим голосом:- Не вел ли злодей в дороге речей преступных?

Служивый вильнул взглядом и промолчал. Видимо, короткое пребывание в присутственном месте позволило ему сообразить, что в воздухе носится нечто.

Наконец выдохнул и пробурчал, глядя в угол: - Не разобрал. Бурчал чего-то. Но неслышано.

– Вона как?
– следователь мазнул глазами по ссутуленной фигуре чиновника.
– Ну-ну... Значит, на государя нашего хулу клал, и самозванно себя славил?
– разгладил листок и прочитал, поднеся к слабому свету, струящемуся из маленького мутного окошка: - Смущал прислугу такими речами.

"В ответ на слова доносчика, Тришки Зверева, ответил: Не царское то дело - девок в баню таскать. Сим себя с государем сравнил. Да еще бранно добавил" .

– Было то?
– дознаватель навис над стоящим перед ним арестантом.
– Отвечай, аль язык отсох? Пока в подвал не свели, лучше ответь.

– А коли скажу так, мол, и есть, ты, что, пытать не станешь?
– поинтересовался Лис, стараясь выгадать время на размышление: "Так вот он чего припомнил, сученок. Когда в первый день про баню разговор вел, тогда и припомнил".

"Мог я так сказать? Да запросто, - сообразил Александр.
– Невинная для современного человека шутка, оказывается, здесь имела совершенно четкое отношение к государственному преступлению. Как же, себя с царем сравнил. Ох, тяжко. Как тут быть? Слова-то сказаны. И вроде как слышал их и Мефодий, да и остальные дворовые люди тоже могли. Начнут спрос, подтвердят. И никому ничего не докажешь".

– Вот что, Господин хороший, отвечать буду только самому Ушакову Андрею Ивановичу. Я князь, потому, имею право.