Шрифт:
– Ты прав, о повелитель, - согласилась она, искривляя нежные губы в жёсткой усмешке. – Теперь ей уже не выпутаться. Самой…
Она резко оттолкнула похотливого любителя сказок, порывисто вскочила с подушек и подошла к окнам. Отведя рукой занавеску и уже почти шагнув на балкон мимо офигевшей стражи, дочь визиря обернулась и лукаво подмигнула повелителю вселенной:
– Загостилась я у тебя чегой-то, дорогуша. Пора и честь знать!
Она скрипуче и мелко захихикала.
Обмерший от невообразимости происходящего султан во все глаза таращился на ссутуливающуюся, скукоживающуюся фигурку… На её морщинистое, длинноносое лицо, седые патлы, на замершую на складках занавеси костлявую лапку в бурых старческих горошинах…
– Ох, чего ж это я! – спохватилась старуха и всплеснула руками. – Совсем запамятовала об обещанной тебе, лапушка, ночи огненной страсти! – она резко подалась в сторону Шахрияра и призывно протянула к нему руки. – О, приди, приди в мои объятия, желаннейший из любимейших!
Шахрияр непроизвольно шарахнулся и сплюнул.
– Нет? – удивилась недавняя Шахзадэ. – Ну, на нет и суда, как говорится…
Она откинула штору и шагнула на балкон.
– Взять ведьму… - просипел султан.
Стража затряслась и жалобно заскулила.
– Взять!!
На подгибающихся коленях солдаты обречённо шагнули на балкон, прикрываясь от чёрного сглаза обнажёнными ятаганами.
Старушка захихикала, молодецки оседлала парапет балкона, перекинула ноги, свесив их над пропастью, и звонко чмокнула ладонь, отправляя остающимся воздушный поцелуй.
– Адью, мон анж! – попрощалась она и соскользнула вниз.
– -------------------
Волки пировали над дымящейся на морозе тушей. Они взрыкивали, грызлись между собой за понятную только им субординацию и лучшие куски.
Стая была большой и места возле добычи, к тому же места, определённого иерархией, не всем хватало. Всё пристальнее стайные плебеи, так и не сумевшие урвать своего куска, стали поглядывать на вторую жертву, вжавшуюся в буреломный завал.
Наконец, двое из них, окончательно зачморённые сородичами сеголетки, осознав тщетность попыток пробраться к добыче, отпрыгнули от туши и уставились на человеческую особь жёлтыми голодными глазами.
Замычав от ужаса, Кира ринулась на штурм бурелома, бессмысленно и заполошно. Податливая, самосложившаяся пирамида с хрустом проседала под её торопливыми ногами, обрушивалась ветками под цепляющимися за них руками. И очень скоро сбросила девицу со своего бока окончательно, опрокинув на спину, привалив сверху хворостоми присыпав древесной трухой. Девушка мгновенно перекатилась на четвереньки и застыла, встретившись нос к носу с окровавленной волчьей мордой.
Морда, смачно облизнув нос, собрала глаза в кучу, пытаясь рассмотреть неожиданно столь близко оказавшееся перед ней человеческое лицо - разгорячённое, пахнущее страхом и беспомощностью.
Запах был столь очевиден и крепок, что зверь не выдержал – чихнул, мотнув головой, и попятился. Попятилась и Кира, торопливо поднимаясь на ноги и подбирая с земли одну из свалившихся на неё коряг…
Теперь она могла рассмотреть более отчётливо: перед ней стояла здоровенная серебристая волчица, деловито слизывая кровь несчастной лошади с носа. Позади неё крутились, суетясь в нетерпении несколько молодых волков, не решаясь сунуться к лёгкой добыче поперёд альфа-самки.
Наконец, у одного сдали нервы. Волк прыгнул вперёд и тут же огрёб – волчица, стремительно метнувшись, грызанула его за ухо. Торопыга шарахнулся, завизжав, словно подворотный кабысдох, и тоскливо косясь на запретный плод на расстоянии.
Волчица неторопливо потёрлась мордой о снег, очищая испачканную сытным обедом шерсть и…
– Мы коняку твою съели, ты уж не обессудь, - молвила зверюга человеческим голосом.
Кира икнула.
– Но ты ведь знала, на что шла, путница, потому обиды не держи. На камне ж ясно было писано: направо пойдёшь – коня потеряешь. Вот, стал быть, и потеряла…
Волчица посмотрела внимательно на остолбеневшую путницу и вздохнула:
– А сама иди. Чего застыла? Топчешься тут, в пасть нам заглядываешь, только аппетит портишь… Путевой камень смерть лишь коню твоему предрекал. Не тебе.
– То есть… - сморгнула путница, боясь поверить столь щадящей развязке.
– Чего тебе ещё непонятно? – удивилась зверюга. – Иди! Пока отпускают. Сама видишь, парни у нас молодые, нервные, могут и не совладать с порывом и нарушить писаный закон. Чеши уже давай! Не вводи во искушение.
– Хорошо, хорошо! – заторопилась Кира, по широкой дуге обходя поглощённую поживой стаю. – Я поняла, не сердись…
Она выбралась на дорогу и зашагала по ней торопливо, спотыкаясь и часто оглядываясь. А когда свернула за деревья, припустила бегом. Бежать от волков на своих двоих, конечно, глупо и бессмысленно – если бы стая захотела её догнать, то скромные усилия человеческих ног, обутых в тёплые бурки, не помешали бы сделать это на любом расстоянии. Кира это понимала. Но справится с зудящим, подстёгивающим страхом, истерично вопящем внутри о бегстве, была не в состоянии.