Шрифт:
Она поправила тело Егора, вытянув вдоль дорожного полотна и сложив руки на груди.
Хихикнула невесело.
И умчалась к дому.
…Правда, вскоре вернулась.
С садовой тачкой, одной из тех, в которых на днях снег возили.
— Поедешь как сёгун, в паланкине, — прошипела сквозь зубы и перевалила Егора в тачку. На протестующее мычание Егора фыркнула: — Не бойся, сама справлюсь.
А тот ведь всего лишь попросил оставить его здесь, на дороге, и никуда в тачке не возить. Не навоз, чай! Попадёшься на глаза местным малолеткам, не избежать зубоскальства!
Но горло подвело, да и рыжая оказалась глуповата, не поняла мычания. Потому Егор обречённо закрыл глаза и не открывал их, пока рыжая не заволокла тачку в гостевую комнату, и не перевалила беспомощное тело на кровать.
— Знаете, что, мужчины? — устало сказала она. — У нас лазарет какой-то, а я единственная санитарка. И даже серебром не платят!
И неосознанно погладила вырез в топике.
Оттуда чвиркнуло.
Егора как током ударило, — Шарах! А потом сообразил: нет, зачем ей элементаль? Она же яйцо саламандры затырила.
— С-с-са… — протянул Егор, напрягаясь изо всех сил. — Л-л-ла…
— А вот, — сказала рыжая и, наконец-то, улыбнулась. — Ждите, принесу вам еды.
И надолго ушла, гремя тачкой.
Вернулась с большим подносом и не одна. Второй поднос с едой тащила заводная и смешливая служанка, которую называли бегушкой. Егор даже имя вспомнил — Венька.
Мелкая девица легко опустила тяжеленный поднос на стол, что-то подвинула, что-то поправила, свернула особым образом бумажные салфетки и разложила веером. Красиво вышло, словами не описать, но глазами восхищаться. Егору хватило сил чтобы ненадолго оторвать голову от подушки и всё это рассмотреть. Бегушка порхала как фея, в танце рук, вилок и тарелок.
Хихикнув, Венька обстреляла гостей вспышками улыбок, и исчезла.
Отвесившая челюсть рыжая помотала головой, сбрасывая наваждение, и грохнула на стол свой поднос. И, будто случайно, задела поднос бегушки, нарушая идеальную симметрию. Впрочем, тут же устыдясь, поправила как смогла.
— Так, Пёсик-на-сером, — сказала Мелвигу и придвинула стол к его лежанке, — давай-ка ты сам. Вот утренний недоед, осталось всего на три укуса. В атаку! Рунный камень сам себя не съест!
Мелвиг-Путята согласно рыкнул, тяжело выдохнул, схватил тарелку и вытряс в пасть остатки утренней говядины под рунным соусом. Всхлипнул, мотнул головой и надолго замер, крепко зажмурив глаза и роняя крупные слёзы.
— Ничо так, боец! — похвалила рыжая. — Смотри как холодненькое умял! Не стала я мясо греть, а то выдохлось бы. А теперь вот, нежную змеючку тебе.
И она ловко заменила пустую тарелку на другую, в которой лежали крупно нарезанные дымящиеся стейки, распространяющие одуряющий аромат жареного мяса.
— Сам, давай сам! — подбодрила рыжая. — Мне ещё малыша кормить.
Малыш внутренне возмутился. Внешне, конечно, не показал. Сил не хватило.
А дальше его принялись кормить.
Сначала рыжая сунула ему в зубы толстый ломоть, такой же, как на тарелке у седого. Змеятина оказалась сочной, нежной и слегка жирноватой, будто молодая курица, откормленная на фуа-гра. И не то, чтобы Егор знал за фуа-гра… Но жаркий ароматный сок, текущий в горло, не оставлял иных толкований! Жирный, нажористый, едва ли не сладкий, и с курино-гусиным привкусом.
Правда, даже нежное мясо зубам не поддалось. Если ты ощущаешь себя тряпочкой на проволочном скелетике и с мышцами из киселя, то и челюсти олимпийского рекорда не покажут. Слабые оне, значить.
Рыжая нахмурилась, выдернула стейк из зубов болезного, отрастила на пальце коготь и принялась строгать, нарезая змеятину тонкими, просвечивающими ломтиками. Егор с некоторым трудом, но внутренним восторгом оное карпаччо глотал не жуя.
Его ж девчонка кормит! Первый раз в жизни.
И неожиданно быстро умял свою порцию, даже голодно покосился на тарелку рыжей.
Та погрозила когтем, подсела к столу и принялась нарезать когтями стейки на кубики, а те закидывать в рот. Столовые приборы отодвинула, как и салфетки. Зря Венька старалась.
Егор же наблюдал за трапезой Куней, борясь с накатывающей дремотой и сытостью.
В какой-то момент и проиграл битву.
А потом его разбудили, парой лёгких пощёчин.
— Ну, ты как… — начала рыжая.
И Егор вскочил. Бросил взгляд в окошко: вроде и не потемнело.
— Я долго дрых?
— Полчаса, — вздохнула рыжая. — Этот, с шерстью на ногах, заходил. Надо тебе к механику, какое-то задание на вечер.
— Ага! — сказал Егор и удрал.
По лестнице на цокольный этаж прыгал через ступеньки.
В теле ощущалась удивительная лёгкость.
Даже ломик, сволочь такая, проснулся (или вылез оттуда где прятался?) и пырился по сторонам во все свои ощущадлы. И так щедро делился впечатлениями, что голова кругом шла. На нижних ступеньках Егор споткнулся и кубарем прокатился по коридору. Но что удивительно — не упал, а сделал пару передних фляков, затормозив об стену напротив выхода на этаж.