Катерина давно ушла, спросить о стирке было не у кого.

Радостно скалящийся наёмник расчесал перед зеркалом отросшую бороду, пригладил волосы и посетовал, что забыл попросить бритву и ножницы. После чего они вернулись в выделенные комнаты и еще минут сорок ожидали рыжую.

Та явилась розовой, распаренной, радостной, пританцовывающей, каким-то неведомым образом успевшей не только расчесать, но и подравнять рыжую гриву. И явно чужой заколкой закрепить волосы в якобы небрежной, но чарующей причёске.

Правда, верхнюю одежду тоже не сменила.

— Женщинам — лучшее, — без особой зависти признал седой. — Но могла бы быстрее. Кишка с кишкой воюет.

— Ой, когда у меня тоже останется три волосинки на бородёнке, смогу быстрее, — отбрила рыжая.

Седой огладил бороду и вздохнул.

— Вот и молчи, знаешь же, что я права, — и девица нагло завалилась на кровать Егора, задрав ноги к потолку и уперев их в стену. Её магическим образом сшитая из футболки юбка слегка задралась, и Егор отвёл взгляд. Погибель всего невинного радостно хихикнула. — Чем бурчать, мотнитесь на кухню, еды принесите. Есть же здесь кухня?

Дверь открылась.

Катерина её придержала и вошли две молодые девушки — одна уже созревшая, с анимешным размером груди и толстой русой косой до пояса, другая юная, совсем мелкая девчонка, тощая и плоская чертёнка, светлая шатенка, стреляющая глазами и открыто улыбающаяся.

Обе в белых коротких халатах и свободных штанах, с ярко-красными передниками и в алых шапочках. У девицы постарше передник заканчивался немного выше колен, у мелкой егозы передник крошечный, в пару ладоней шириной, от пояса с трудом отличимый.

— Это Ульяна, подстряпница, и Венька, побегушка, — представила Катерина и сурово взглянула на мужскую часть гостей. Отрезала: — Уважать, жаловать, не обижать!

До антарктического льда Марковны не дотянула, но морозом шибанула.

Девицы поставили на стол пару подносов: с тарелками, чашками, вилками-ложками, и тут же испарились.

— Итадакижрать! — радостно воскликнул Егор, потёр руки и удостоился недоумённых взглядов. — Чего? Я сказал: приятного аппетита.

— Юный гость, — поджала губы Катерина и метнула тёмную молнию взгляда. — Я закончила с отличием Высшую академию Столового Искусства в Краснодаре. Хочу предупредить: при определённых обстоятельствах произнесённое вами может вызвать… — она запнулась, — некое… очень голодное существо.

Она наклонилась к Егору, показав в вырезе белейшей блузки увесистые полушария, и уставилась суженными зрачками в глаза подростка. Убедилась, что тот не косится на всякое кругло-увесистое, и тихо, но твердо произнесла:

— Будьте осторожны с тем, что вы говорите еде, если не желаете сами стать едой.

И ушла.

— Сурово… — протянул устрашённый Егор. — Она же пошутила?

Куней потянулась к подносу. Схватила сразу две вилки, наколола жареные колбаски. Жадно откусила от одной, и тут же, ещё жаднее, от другой. Забрала в левую руку обе вилки с колбасками, вырастила на пальце правой длинный коготь, наколола печёные болгарские перцы и смачно ими зачавкала. С сожалением смотрела на золотистые ломтики жареной картошки и крупно нарезанную зелень. Видать, печалилась, что рот только один.

Седой же взял тарелку с картошкой и, не мудрствуя, высыпал половину в пасть. Забросил туда же несколько колбасок, кусок сыра, затолкал пучок петрушки.

— Афрымтифкая гвагкия… — чавкнул он. — Пгди… фчас траскжуу…

Глядя на успехи напарника, рыжая ускорилась, метала в рот всё, что на столе стояло и лежало, глыкала, запивая компотом из высоченной кружки.

Выдохнув, седой догрыз очередную колбаску, глотнул компот. Потянулся выбрать чего-то ещё из еды и задумался.

— Антипатическая магия, — буркнул он, наконец. Схватил и разорвал жареного цыплёнка. — Я в ней не силён. — Хрустнул цыплячьими костями, разгрыз и проглотил не жуя. — То, что ты ешь, со временем съест тебя. Как-то так, не силён.

— Стряпницы редко о еде шутят. Эта выбилась в старшие служанки, но академические знания и подход не забыла. — Подтвердила рыжая, на время прекратив кулинарную битву, лёгким движением лапы украла и шустро выхлебала компот Егора. — А ты чего сидишь открыв рот? Налетай!

И Егор налетел. Пока тупил, осталось немного, но хозяева еды не пожалели. Хватило и на голодающих астральников, и на тех, кто ушами хлопает. Он накидал на тарелку всякого: мяса, зелени, сыра, крупно нарезанного хлеба и быстро смолотил, вызвав одобрительные взгляды наёмников.

Когда еда закончилась, Егор собрал тарелки и кружки на один поднос, сложил те вместе и вышел, ведомый запахами. На пороге столовой его перехватила востроглазая и смешливая побегушка, отобрала подносы, ускакала с ними, вернулась, отвела Егора на кухню руки помыть и выпнула в коридор. Всё время обстреливала, как из пулемёта, короткими солнечными улыбками.

Ослеплённый в самое сердце Егор проморгался, да и возвратился в пенаты.

Зашёл в комнату, походил, посидел в кресле, снова побродил.