— Они выполнили это? — спросил он.

Она покачала головой.

— Но ведь их было много, целый десяток! — сердито воскликнул Якс — Разве не достаточно?

— Они столкнулись не с обычными людьми, Якс. Не забывай об этом.

Он нахмурился. Может, она и права, но все же… десять против двоих достаточно солидный перевес. Не в первый раз он пожалел, что не отправился с ними. Ротус — хороший парень, но он никогда не производил впечатление человека, способного повести за собой людей на серьезного противника.

— Что же нам теперь делать?

Он кожей ощутил ее обнадеживающую улыбку.

— Попытаемся снова, Якс. Времени у нас много. Очень много.

Пальцы его правой руки обводили сложный узор, проходивший по полу возле его ног.

— А если… — Он набрал в грудь воздуха. — А если мы не сумеем их остановить?

Она засмеялась, довольно ласково.

— Ах, Якс, конечно, мы их не остановим. Разве тебе это не понятно?

— Что?

— Нам не удастся их остановить. Это невозможно.

Он нахмурился еще сильней, понимая, что он не самый умный человек на свете, — вон Голикс гораздо сообразительней, хоть и провинциал, — однако ему показалось, что он понимает цель их плана: помешать Гераклу и Иолаю добраться до Фемона. В результате глава совета старейшин Тит Перикал окажется без судей, царица лета не будет выбрана, люди возмутятся и прогонят старого пройдоху с его должности. Все достаточно просто.

Если же Геракл и Иолай прибудут в город и избрание царицы лета состоится, горожане не возмутятся и пройдоха Тит останется на своем посту. Тоже просто.

Так отчего же он все-таки ничего не понимает?

— Ты должен мне доверять, — сказала женщина. — Ведь до сих пор мы все делали как надо, верно?

Ну, подумал он, утвердительно кивая, во всяком случае, он в это верил. Если сюда отнести пачканье зеленой краской дверей совета старейшин Фемона, обвинительные надписи на стенах, подметные письма, в которых сообщалось, что Тит Перикал никогда не избирался законным путем, что он плохо справляется с городскими делами да и вообще слишком засиделся на своей должности — как-никак, а уже двадцать лет…

Беда состояла лишь в том, что новый оттенок зеленого понравился самому Титу, надписи на стенах разнообразили монотонность городских стен, а добрая половина населения города все равно не умела ни читать, ни писать, так что подметные письма никакого проку не принесли.

И все-таки он не находил в своей душе повода для жалоб. В конце концов, она ведь ясно растолковала, что свержение существующей власти — сложное дело. И не все получается так, как задумано изначально.

— Я совсем запутался, — признался он.

— Не нужно слишком много размышлять над этим, дорогой Якс. Ты просто делай то, что тебе поручено, а я позабочусь насчет остального.

Они проговорили еще часа два, обсуждая, как помешать параду и празднику, который начинался на следующий день. И когда он уходил, его бунтарский пыл ожил с новой силой. Торопливо шагая по улице, он не удержался, поднял кверху руки и заорал просто так, для забавы:

— Долой тирана! Долой Тита!

Услышав его крики, какой-то сапожник выскочил из своей лавки и поглядел на крышу.

— Что такое? Что случилось? Кто-нибудь застрял, что ли? — Не увидев там никого, он недоуменно пожал плечами.

Якс вздохнул, покачал головой и отправился дальше.

Несмотря на запрет руководительницы, может, пора привлечь к делу Голикса?

Голикс был поражен и даже немного устал от рыданий Циры.

Наконец она успокоилась, но по-прежнему обнимала его за шею. Нет, он не против, совсем наоборот, вот только это так не похоже на прежнюю Циру. Или на ее сестру. Хотя они и были служанками в одном из богатейших домов Фемона, в кругу своих друзей они держались отнюдь не раболепно и всегда отличались острым язычком и язвительным юмором. А Голикса не раз называли неотесанным чурбаном и никогда не забывали, что он не местный, а пришлый.

До этого момента.

— Цира, — ласково произнес Голикс и погладил ее по спине, испытывая прилив вины, потому что ему все это начинало нравиться. — Ты не умрешь, не выдумывай. С чего ты взяла?

Она отстранилась от него как-то слишком поспешно, извлекла из длинного рукава платочек и вытерла глаза.

— Вчера вечером, — сообщила она с дрожью в голосе, — я случайно подслушала, как «они» разговаривали об этом.

«Они» были семьей, где она служила. Цира редко называла их по имени, по крайней мере в его присутствии. И вовсе не из-за того, что Голикс работал в конюшне, а сестры-близнецы — в богатом доме. Все объяснялось просто — Цира терпеть их не могла: и хозяина с хозяйкой, и восьмерых их детей.