Они прошли шагов триста, и он наконец спросил:

— Я неважно выгляжу, да? Что, действительно?

Геракл не удержался от смеха, а когда Иолай надулся, как мышь на крупу, прямо-таки расхохотался. Тогда он обнял своего друга за плечи, слегка встряхнул и предложил остановиться на последний ночлег по эту сторону холмов. Ночью они хорошо выспятся, утром встанут пораньше и уже к полудню прибудут в Фемон.

— Это зависит от ряда вещей, — ответил Иолай.

— От каких?

— Дашь ли ты мне в эту ночь спать. А то всю прошлую ночь я не сомкнул глаз из-за твоих кошмаров.

Геракл ничего ему не ответил, лишь нахмурил брови.

— Это Гера, верно? — Иолай устало отмахнулся, заранее зная ответ. — Прошлой ночью ты произнес ее имя.

— И ты не спал?

— Нет. Ни минуты.

Некоторое время Геракл молчал, прикидывая, стоит ли беспокоить друга своими опасениями, но потом все-таки описал ему свой сон и те предчувствия, которые возникли у него еще в доме матери задолго до того, как туда пришел Иолай с приглашением на роль судьи.

— Я догадывался об этом, — с несчастным видом заявил Иолай. — Я уже тогда подозревал.

— О чем?

Иолай хлопнул себя по груди, где держал полученный из Фемона свиток.

— Я подозревал, что все это слишком красиво, чтобы быть правдой.

— Ох, пожалуй, ты прав. Все верно.

— Но какое отношение имеет к этому Гера?

Геракл медленно покачал головой:

— Не знаю. Может, и никакого. Наверно, я просто слишком подозрителен.

Однако он точно знал, что Иолай ему не поверит.

Сон был предостережением. И неважно, послан ли он ему свыше, или это всего лишь его собственные тревоги, или его защитный механизм.

Он предостерегал его.

Позже, когда они уже устроились на ночлег, Иолай внезапно сел и воскликнул:

— О боги! Геракл? Тебе не приходило в голову, что она окажется в числе претенденток? А?

— Что?

— Ну, знаешь, превратится в местную красавицу или выдумает что-нибудь еще. Короче, приготовит для нас какую-то ловушку или подвох.

Геракл сначала задумался над его словами, но потом засмеялся и махнул рукой, напомнив Иолаю, что не в обычае богини устраивать такие штучки.

Облегчение, которое испытал после этих слов Иолай, получилось почти комичным. Он лег на спину и хлопнул руками по бокам.

— Ты прав. Благодарение звездам, ты прав.

«Во всяком случае, я надеюсь на это», — подумал Геракл. Прямо перед тем, как небо взорвалось.

Когда Геракл открыл глаза, его поразила перемена, произошедшая с ночным небом. Звезды показались ему какими-то странными, вроде бы и не звездами, а кострами. А еще они кружились вокруг него.

Затем он вдруг почувствовал, как у него буквально раскалывается от боли голова.

Не подумав, он быстро сел и понял свою ошибку за мгновение до того, как боль расцвела огненным цветком, и он потерял сознание.

Открыв глаза во второй раз, он боялся пошевелиться. Зрение сделалось расплывчатым, а в его голове стоял такой шум, как будто внутри черепа бродил вол, запряженный в повозку.

«Проклятье, — подумал Геракл, — нас оглушили».

А вслух спокойно позвал:

— Иолай?

Вместо ответа раздался сдавленный стон.

Геракл осторожно повернул голову направо и увидел лежащего чуть поодаль Иолая. Где они находились — непонятно, но света оказалось достаточно, чтобы он смог разглядеть кровь, запекшуюся в волосах его друга.

Когда же Геракл пошевелился и попытался встать, чей-то писклявый голос сказал ему:

— Не надо. С ним все в порядке. Все не так плохо, как кажется.

— Говори за себя, — пробормотал Иолай.

Испытывая облегчение и одновременно все возрастающую злость на себя за то, что так глупо попался, Геракл приподнялся на локтях, дождался, пока исчезнут круги перед глазами, медленно набрал в грудь воздуха и сел.

Когда его зрение вновь сфокусировалось и приспособилось к скупому свету, он увидел, что находится в большой пещере. На ее темных стенах горел десяток факелов, их дым лениво тянулся к проделанной в своде дыре. Середина пещеры была расчищена, но у стен валялись мелкие и крупные камни, на которых сидели разбойники. Теперь на них не было ни масок, ни доспехов, а также, насколько он мог судить, никакого оружия. Впрочем, оно им и не требовалось. По своему самочувствию и по голосу Иолая Геракл понял, что сейчас с ними мог бы справиться маленький ребенок, вооружившись прутиком.