Шрифт:
— Ана, ты ли это? — ее окликнул женский голос.
Она обернулась, к ней подходили две девушки, немного красные то ли от танцев, то ли от выпитого алкоголя, каждая из них держала в руке по бокалу. Они неприятно улыбались, несдержанно посмеивались и разглядывали Ану с нескрываемым презрением.
Ана замерла в растерянности. Конечно же она узнала девушек, как и они ее. Две ее некогда главные мучительницы в Академии — лучшая ученица, княжеская дочь, и ее ближайшая подруга. О, сколько боли Ана пережила от них, сколько насмешек стерпела! По телу побежали скользкие мурашки, и ладони вспотели. В голове пульсировала только одна мысль: «Они знали ее настоящую личность. И это опасно».
— Пресвятое чувство вкуса, где ты нашла этот уродский черный мешок! — презрительно воскликнула одна из девушек, ткнув пальцем в платье Аны.
Они подошли ближе.
— Добрый день, леди! — Ане пришлось вступить в нежеланный разговор.
— Что, сбежав из Академии, ты совсем осмелела? Кому тебя продали в рабство, что ты даже на королевский бал прошмыгнула, а, крысеныш?
— Не ваше дело. — Ана прищурилась и помрачнела.
— Не забывай, что канализационная крыса в нарядном платье все еще остается мерзкой, вонючей крысой, — наклонившись, шепнула одна из девиц.
Ана была настолько привычна к этим прямолинейным оскорблениям, что для нее слышать подобное было не более чем сотрясанием воздуха, фоновым шумом. Ей хотелось от них отмахнуться, как от назойливых комаров, но она не могла и даже отчасти была немного рада, что ее одноклассницы остались такими же ехидными и гнусными. Ане было необходимо с помощью Тьмы заставить их забыть о ней, о и обо всем что с ней связано, а это было небезопасно для их сознаний.
Кеннет предупредил, что воздух внутри королевского дворца испещрен защитными нитями Света, поэтому, чтобы ей использовать силу, нужен был прямой физический контакт, тогда Тьма переместится из тела в тело, не касаясь воздуха. Еще был вариант — выйти в дворцовый парк, но сейчас это казалось практически невыполнимым.
— Чего молчишь, испугалась? — они засмеялись, показывая ряды ровных белых зубов, — не бойся, ничего хуже твоей мамаши мы тебе не сделаем! Ты уже родилась! А ведь даже она решила не иметь с тобой дел и издохла при виде такого отвратительного лица!
Ана почти что закатила глаза. Когда обидчицы не получали нужной им реакции на свои примитивные унижения и глупые оскорбления, они всегда начинали издеваться над тем, что Ана была сиротой. Она продолжала молчать, всерьез задумываясь над тем, чтобы сделать что-то похуже, чем просто чуток поменять их воспоминания о себе.
Княжеская дочка внезапно манерно зажала двумя пальцами нос и прогнусавила:
— Знаешь, тебе стоит помыться, от тебя воняет, — и, как бы случайно, сделав маленький шаг к Ане, опрокинула полный бокал красного вина на ее платье.
Вино вылилось на шею и плечи, затекло в декольте, заструилось по платью на пол. Ану окутал кислый и удушливый аромат забродившего винограда. Она раздраженно закрыла глаза.
Прежде в Академии чем ее только не обливали: супом, чернилами, краской, тухлой водой. И Ана отнюдь не была расположена вновь переживать эти ощущения.
«Ну нет, все же совесть меня мучить не будет».
Глава 34. Обмен
Ана собралась с силами и выдавила из себя самую милую и доброжелательную улыбку, на какую вообще была способна. Она собиралась изменить свою внешность в их памяти, не стирая ничего, а немного видоизменяя.
— Ой, какое недоразумение! Не извиняйтесь, все в порядке! — громко сказала Ана и быстро схватила руки девушек, изображая дружелюбие и симпатию.
Она осторожно покосилась на толпу, собравшуюся вокруг. Гости после драматично-винного душа Аны, ожидали шоу с девичьими криками и выдергиванием волос, а быть может и хуже того — строгую и вежливую аристократическую перепалку с последующей потерей репутации проигравшего. Однако девушки молчали, а Ана продолжала мило улыбаться и пожимать им руки, потому зрителям пришлось разочарованно вернуться к собственным беседам.
Обидчицы стояли неподвижно, не ощущая ни времени, ни пространства. Ана уже выпустила Тьму — и первое, что она сделала — это приказала разумам девушек замереть.
Во время одного из ее уроков с Кеннетом они подготовились к ситуации, когда Ана встретит знакомое лицо. Как объяснил граф, она не могла просто удалить себя из воспоминаний человека: в лучшем случае сознание придумает замену потерянному, но наверняка его не предскажешь, а в худшем, если оставить за скобками возможность сумасшествия, — человек или его близкие заметят использование Тьмы. В мире, где существует способность управлять чужим сознанием, люди с огромным подозрением относятся к внезапным изменениям в поведении близких.
Ана думала об одном из указаний Кеннета: «Вмешивайся минимально, меняй воспоминания только по необходимости». Она собиралась нарушить его. Ее обида была больше беспокойства о безопасности.
Ана чувствовала тепло рук обеих девушек и видела, как на ладони, всю их жизнь, каждую мысль, какое желание, каждое беспокойство… Она мягко улыбнулась, увидев, как они ласковы со своими семьями, но за этой улыбкой стояли река пролитых слез, море проклятий и всего один вопрос: «За что?».
Ана собрала каждое воспоминание с ней, каждый взгляд в ее сторону, каждое слово, брошенное в нее — в них не было ни мгновения сочувствия или доброты, ни сомнений, ни угрызений совести.