Шрифт:
Внутри становится неуютно: Гэри спокойно двигается с места, но на заднем сиденье теперь сидит бомба замедленного действия. Если ей хватило мозгов броситься под машину – будь у Гэри рефлексы чуть хуже, был бы труп, – мало ли что еще теперь ей в голову придет.
В машине повисает невыносимая, тягучая тишина. Джек не может перестать ерзать в кресле, чем раздражает самого себя.
– Вы всегда такие скучные? – раздается голос сзади.
– Ага, – кивает Гэри, – с детства.
– Откуда едете?
– Тебе какое дело? – не выдерживает Джек.
Гэри кидает на него вопросительный взгляд. Да, договаривались не нервничать. Но он же сам пустил в машину левую девчонку!
– Да я так, разговор поддержать, – беспечно бросает Кристи. – Что, в города поиграем?
– Мы в другую игру поиграем, – отвечает Джек. – В ту, где ты рассказываешь, зачем бросилась нам под машину.
– Затем, что мне нужно в Карлайл, – раздраженно произносит она, – это, типа, очевидно.
– В Англии поезда отменили?
– Зануда. Может, хоть имена свои назовете?
– Джим, – сообщает Гэри.
– Чарли, – поддерживает его вранье Джек.
– Ну хоть что-то.
Кристи замолкает, и теперь Джек даже благодарен за это. Уж лучше бесячая тишина, чем бессмысленный треп. Гэри, кажется, и ухом не ведет: он продолжает вести машину как ни в чем не бывало.
Хотя его короткие взгляды в зеркало заднего вида и странная полуусмешка заставляют думать, что ему и правда нравится Кристи. Джек припоминает всех, на кого тот западал, и начинает замечать тенденцию.
Наверное, у Гэри слабость к девчонкам с ебанцой. Именно поэтому их вкусы никогда не пересекались. И вряд ли вообще пересекутся.
Орлеан, 2018
В последний раз Джек так напивался года три назад. Тогда все заело до тошноты: кассовые разрывы и финансовый бардак в компании не давали уснуть, а кошмары в дополнение к этому будили раза по три за ночь. Однажды он пошел и накидался до того, что Гэри пришлось разыскивать его по всем барам района: Джек смог ему позвонить, но адрес назвать не получилось.
С тех пор в его жизни появились две вещи: умеренность в алкоголе и настройки в телефоне, которые позволяют им с Гэри получить геолокацию друг друга. Чтобы в случае беды они знали, где искать.
Впрочем, вчера обошлось без этого, хотя Джек не может быть до конца уверен: не помнит, чем ночь закончилась. Он опускает взгляд на макушку Флоренс, которая все еще крепко спит, обняв его руками, и прикидывает, сможет ли выбраться из мертвой хватки.
Стоит пошевелиться, и голова начинает трещать с такой силой, что даже тошнит. Обещал ведь себе так не напиваться… Но слишком уж хотелось.
Оказалось, что молчать о своей любви до ужаса сложно. За последние пару дней Джек даже подумывал закончить это все, когда вернутся. Он выдает себя, как только перестает взвешивать каждое слово, которое произносит. Вот бы уметь держать язык за зубами, как Гэри.
Но даже мысль о том, что он останется без Флоренс, невыносима. Ему и руку-то ее выпустить сложно: кажется, сейчас исчезнет. А как жить без ее улыбки? Без помутневшего от страсти взгляда? Без этого дурманящего запаха?
Нет, надо просто научиться проглатывать каждое «люблю». Она ни о чем не догадается, и можно будет оставаться, как раньше, друзьями.
– Утро что-то не очень доброе, – бурчит Флоренс ему в шею.
– Голова болит, да?
– Я сейчас умру, – жалобно тянет она, крепче обнимая его, – у нас есть вода?
– Даже если нет, я тебе найду. Мне бы только, – Джек оглядывается по сторонам, несмотря на долото, которым его бьют по голове, – понять, где мы.
– В Орлеане, – выдыхает Флоренс.
Где?
Джек резко вспоминает: он привез Флоренс сюда, наплевав на все построенные планы, потому что та никогда не была в художественном музее в Орлеане. Кажется, даже назвал это одним из ужасающих пробелов в ее образовании и в очередной раз облаял Йель. И только потом поймал такси на вокзал.
Думать об этом слишком стыдно. Джек наказывает себя тем, что отстраняется от лучшей девушки в мире, чтобы найти для нее бутылку воды. Его бьет похмельный озноб, ноги еле держат. Нельзя так пить, прости господи. Он ведь был уверен, что уже научился этой чертовой умеренности…
А потом Флоренс посмотрела на него своими бездонными глазами и приказала пить и танцевать. И он пил столько, сколько влезало, чтобы не разговаривать. Ее соблазнительный танец удваивал действие алкоголя, Джека развезло, как пацана.