Шрифт:
Я заблуждалась!
Остро – сейчас!
Больно – в эту секунду!
Не отрываясь, смотрю в его глаза, словно прикованная, и перестаю дышать.
Боюсь.
Любой мой неосторожный вздох, самый мелкий взмах ресниц может спровоцировать…
Объятия становятся кандалами, оковами. Не вздохнуть. Не вырваться.
Иван наклоняется, одновременно притягивая меня выше к себе. К своему лицу. И нет, я не сопротивляюсь. Наоборот, почему-то приоткрываю губы, словно приглашая… продолжить!
Тонкий, настойчивый звонок мобильного заставляет нас обоих вздрогнуть.
Иван моргает, словно выныривая из морока, а я, не сдержав истерического всхлипа, рвусь из его объятий, вынуждая разжать руки и отпустить.
Иван делает это с огромной неохотой, смотрит, как я, судорожно прихватив сумку, скольжу мимо него к прихожей, с тихим матерным рыком шагает в комнату, подхватывает телефон и рявкает туда:
– Да!
От неприкрытой агрессии в его голосе я обмираю, а затем, ускорившись, кое-как напялив шапку и дубленку, выбегаю прочь из квартиры.
Думать о том, что случилось, верней, чуть не случилось сейчас, категорически не хочу.
Боюсь сойти с ума.
27
– Арин Родионна, – басит Кушков, двоечник, которого непонятно, зачем приняли в десятый после девятого. По моему мнению, его бы выпихнуть после средней школы и перекреститься на радостях. И я точно знаю, что его классный руководитель точно перекрестилась, когда выпускала их после девятого. А, может, и свечку в церкви поставила. Как и половина учителей, впрочем.
И вот на тебе, сюрприз был в сентябре прошлого года…
Впрочем, мне-то страдать повода нет, на моих уроках Кушков обычно вел себя тихо, мирно спал себе на задней парте, даже храпом никого не доставал.
– А че это у вас за пятна на шее? Засосы?
Ох, черт…
Поторопилась я с выводами.
Чуть ли не силой поймав себя за уже дернувшиеся к шее руки (прикрыть, прикрыть этот ужас!), выпрямляюсь, твердо смотрю в плутовские глаза хулигана:
– Каким образом это коррелирует к темой урока, Андрей?
– А?
Незнакомое слово заставляет парня зависнуть с приоткрытым ртом. Смотрится это забавно, и девчонки начинают тихонько прыскать в ладошки. Мальчишки молчат, делая индифферентные лица, потому что Кушков – парень сильный, злопамятный, и, что немаловажно, скорый на расправу.
– Андрей… – укоризненно вздыхаю я, – думаю, тебе стоит обратить внимание на материал урока. Это, помимо прочего, отлично развивает когнитивные способности… – и, уловив в глазах еще больший вопрос, добавляю, – на переменке погуглишь значение слов.
– Аа-а-а…
– А если забудешь, то подойди ко мне, я еще раз повторю все непонятные тебе слова… – девчонки с первой парты уже смеются, не скрываясь, и я добиваю, – по слогам.
Кушков открывает рот, затем закрывает, видно, опасаясь нарваться еще на какие-то незнакомые слова, и я, выдохнув, возвращаюсь к теме урока.
И все оставшееся время, до конца занятия, постоянно ловлю себя на инстинктивном движении прикрыть горло, где, судя по всему, вовсю расцвели следы моего вчерашнего безумия.
Ох, хорошо, что у меня только первый урок, и Кушков такой беспардонный!
Что в голове, то и на языке!
Я же утром даже в зеркало не заглянула! В голову не пришло, что на мне могут остаться настолько заметные синяки! Никогда такого не было, Сева себе не позволял… Вот так…
Ощущаю, как все внутри сжимается, судорожно пытаюсь переключиться на работу, только чтоб не вспоминать случившееся. И вчера, и сегодня.
Потому что, судя по всему, мы оба переоценили свои силы… И возможности. И хладнокровие.
«Я умею держать себя в руках», – мысленно передразниваю Ивана.
Ну конечно…
Утром сегодня был показатель этого умения!
После звонка Кушков подходит, и я ему, в самом деле, по слогам диктую непонятные слова, удивляясь про себя такой инициативе.
А затем наблюдаю, как он догоняет Машу, одну из отличниц, прописавшихся на первой парте, и что-то начинает ей ворковать на ушко, склонившись чуть ли не в треть, потому что разница в росте у них существенная.
Маша выпрямляется, косится на парня взволнованно и напряженно, но, вроде бы, не боится и не отталкивает, а затем и вовсе кивает, соглашаясь на что-то.