Но все это – фоном, только лишь фоном!

Потому что на первом плане – его взгляд. Тяжелый, подчиняющий. Голодный.

Этот голод, мужской, ярко транслируемый сейчас, сводит с ума, обезоруживает.

На меня никогда так не смотрели! Ни Сева, ни кто-либо еще! Участковый, теперь кажущийся не более, чем невнятным воспоминанием, пялился с нескрываемой похотью, а затем со злобой, когда отказала. Тот жуткий мужик, коллектор, из-за которого и произошло мое падение в бездну… Я вообще не помню его лица, и уж тем более глаз.

А вот взгляд Ивана не забуду никогда. Кажется, на смертном одре это будет одним из моих самых ярких воспоминаний.

Его глаза подчиняют, гипнотизируют настолько, что я не могу оторвать взгляда и… И сама подаюсь вперед. Чуть-чуть, едва-едва. Это движение вообще не заметно, это – просто знак для меня, что не устою. Что надо что-то делать именно сейчас. Пока не поздно. Потому что после такого… Не будет оправданий мне. Никаких.

Но Иван легко считывает мое микроскопическое движение вперед… И не позволяет больше ничего сделать.

Огненная ладонь легко отрывает мои закостеневшие пальцы от створки, сжимает, тянет вперед, к себе…

И я падаю в пропасть.

С тихим стоном освобождения.

Потому что конкретно сейчас я уже ничего не могу выбирать, нет у меня этой опции.

И, боже, какое это счастье!

Иван перехватывает меня за талию, прижимает, и я понимаю, что грудь у него не менее горячая, чем руки. Меня сразу обволакивает этим жаром, погружает в кипящую безумную лаву.

– Обними меня, Алина, – говорит он, и сам кладет мою сжатую в кулак руку себе на плечо. – Погладь.

Я оторопело перевожу взгляд на свои пальцы и с удивлением понимаю, что они разжимаются… Подчиняются его приказу.

Первое прикосновение к нему, первое самостоятельное, без дикого испуганного флера… Это тоже огонь. Это жжет!

У Ивана жесткая, можно сказать, дубленая кожа, прожаренная навсегда солнцем, прошитая ветрами. И просто удивительно, что, имея такую носорожью толщину и крепость, она тем не менее невероятно чувствительная.

Потому что стоит мне неловко и несмело провести пальцами по шее, как Иван чуть вздрагивает и с шипением втягивает в грудь воздух. Глаза его при этом становятся еще безумней, еще темнее. Еще голоднее.

Иван легко, обманчиво легко, приподнимает меня за подбородок, наклоняется и, чуть помедлив, словно сомневаясь или давая мне время на остановку (хотя это сто процентов не так, не так!), прикасается сухими жесткими губами к моим, дрожащим жалко.

Я чувствую, как горячий язык скользит, настойчиво проникая внутрь, и закрываю в изнеможении глаза.

Это так остро! Так безумно!

Из глубины груди, из самого сердца, кажется, вырывается обессиленный слабый стон, едва ли я осознаю его…

А вот Ивану, судя по всему, только его и не хватает, чтоб окончательно потерять все границы!

Дальнейшее я ощущаю, словно в диком, безумном урагане, подхватившем меня и потащившем, кружа, по комнате, роняя стулья, лампы, вещи, не замечая ничего вокруг!

На мне трещат остатки одежды, умирает в муках рубашка и нижнее белье. Затем скрипит от невероятной тяжести старенький диван.

А я все не могу осознать себя в пространстве, не могу поверить, что это со мной!

Эффект присутствия и одновременно потери себя – ошеломителен.

Иван что-то рычит, низко, горячо настолько, что я горю теперь уже вся, везде, полностью!

Его грудь, покрытая волосом, ходит ходуном, и я с кладу обе ладони на нее, с затаенным, порочным восторгом ощущая, как от моего прикосновения что-то происходит внутри.

Это потрясающее чувство: словно дикого зверя трогаешь. Опасного, жестокого, привыкшего к крови и смерти. И ждущего, желающего до сумасшествия моих касаний. Упоительно! Безмерно остро!

Зверь, сдерживая внутреннее возбужденное рычание, наклоняется и трется жесткой шерстью о мою кожу. Трется, оставляя красные следы, кусает, легко, но настойчиво, гладит, поворачивает, наваливается… Берет.

И в этот раз я полностью ощущаю происходящее, нет страха, нет истерики, нет растерянности… Только порочное, безумное, жесткое удовольствие.

Разрушение, потеря себя, полет в бездну…

Все это, оказывается, может быть такм сладким! Таким невероятным! На это, наверно, можно подсесть, как на запрещенные вещества, как на алкоголь. Просто позволить себе… не быть. Сейчас, в это мгновение. В этой реальности.

Я чувствую своего зверя, утащившего все-таки меня в нашу, одну на двоих, бездну, за спиной, ощущаю его ласки, слышу его хриплое, возбужденное рычание, покрепче вцепляюсь в подлокотник дивана, чтоб хоть чуть-чуть поймать устойчивость в этом урагане.