Морена и её принарядила, да не просто в платье чистое. Голубой сарафан, отороченный жемчугом, сидел на Лёле ладно, тяжёлая дорогая ткань движений не стесняла, а рукава нижней рубахи, кружевом по краю отделанные, струились вдоль рук, приятно холодя кожу.

— С волосами бы ещё что-то сделать, совсем королевишной стала бы, — задумчиво склонила голову набок Ульяна. — Так жаль, что в пламени сгорели. А ведь по пояс были. Беда-беда, — вздохнула она, — коли обрезать ровно, так цыплёнком ощипанным останется. Когда ещё отрастут?..

— А мы и это сейчас исправить постараемся. — Морена вскинула брови с видом загадочным, а потом зашла Лёле за спину и коснулась ладонью остатков её волос.

Лёля не понимала, что за спиной у неё творится, и ничего не чувствовала. Да разве же горе, что волос она лишилась? Морене и Ульяне невдомёк, насколько малая эта цена за Догоды спасение. Волосы хоть и красят девицу, но это всего лишь волосы. Может, лишь самую малость обидно Лёле было, что не носить ей больше двух кос, которые Ульяна плела.

— Как это? Неужели листья живые? — позади Лёли поражённо выдохнула русалка.

— Листья! Гляди ж ты! Кар!

— Тихо, не шумите. — Лёля ощутила нежное движение в волосах и поняла, что Морена разглаживает каждую её прядь. — Так Навь с духом её Берегини играет. Признало царство моё в ней Рода любимицу. Теперь силу свою ей отдаёт.

— Ах, сходят уже! — прокаркал Аука. — Выросли листья берёзовые — а теперь и нет их!

— Так ты Берегиня?

Несмотря на руки сестры в своих волосах, Лёля не могла не обернуться на звук ещё непривычного, но уже важного для неё голоса. Позади не только Ульяна с Мореной стояли, но и Догода с Похвистом. А землю под её ногами покрывали сотни маленьких тёмно-синих листьев. Под взглядом Догоды Лёля вспыхнула и тряхнула головой, пытаясь спрятать щёки во вновь обретённых длинных густых волосах. Хорошо, что они остались того же цвета рыжего. Пусть думает, что не румянец это, а отсвет от пелены огненных волос.

— Берегиня… Сама Берегиня Явь исходила и в Навь за мной пришла… За изгоем, Сварогом проклятым.

Догода протянул Лёле руки, и она, не колеблясь, вложила свои ладони в его.

***

Странная была эта Навь. Тёмная, мрачная, но прекрасная. Чего только деревья удивительные стоили с синей листвой и цветами на кроне всех оттенков жёлтого. Где это вообще видано, чтобы на деревьях цветы цвели, а плода не было? Возможно, так Родом задумано. С чего бы чему-то новому родиться на мёртвой земле?

Лёля рассеянно скользила взглядом по окрестностям сада Морены. Со второго этажа терема хорошо просматривались и клумбы ухоженные, и дорожки, выложенные серыми камнями. И особенно чётко видна Лёле была спина уходящего Догоды. Прогуливался он с Похвистом меж деревьев, а про неё и думать забыл. Похвист всё время свободное с братом проводил, будто бы разлуку наверстать пытался. И правильно это было, и понимала Лёля чувства братьев, Навью разделённых, да только жгло её изнутри чувство настолько неприятное, что сил не было расстроено губы не надувать. Даже Аука перелетал с ветки на ветки над их головами, а её никто на прогулку не позвал.

— Ревнуешь? — с доброй усмешкой присела рядом Ульяна.

— А как это? — заинтересованно спросила Лёля, радуясь возможности оторваться от тяжёлых мыслей.

— Ну, — русалка задумалась, посмотрев на резные балки потолка терема. — Я вот Похвиста ревную. Ко всему. Словно завидую тому, что с ним без меня случается. Ревную к тебе, потому что любит он тебя любовью самой искренней и не скрывает этого, ревную к его ветрам, ведь они с ним всегда, а я на расстоянии. Даже к Ауке ревную. Может он Похвиста божедурьем называть, а тот и не шелохнётся. А я… Я своё с ним уже отшутила. — Грустные, устремлённые ввысь глаза Ульяны заволокла невидимая поволока воспоминаний. — Помнишь, как ругались мы с ним при первой встрече? Как ветряным богом его звала?

— А почему сейчас не зовёшь? — Лёлю увлёк рассказ подруги.

— Мы ту грань перешли, до которой чувства за смехом прячутся. Ты ведь уже взрослая, Лёлюшка. — Теперь Ульяна перевела взор на гуляющих по саду парней. — Знаешь, что после свадьбы в паре происходит. А мы с Похвистом хоть и без благословения брачного, но как муж и жена были. И не единожды. Всё друг другу отдали, что могли, оттого сами себе сердца и разбили. Только знаешь, я раньше его винила, что позабавился он со мной и бросил, а потом перестала.

— Отчего же?

— Велесу благодаря. Старец поведал, что любит меня бог наш заносчивый. Любит крепко, но виду не подаёт. Не ведомо мне, что на душе Похвиста происходит, но теперь это знание я в себе ношу, словно клад драгоценный. — Ульяна улыбнулась сладко-сладко, и Лёля вспомнила её поначалу удивлённое, а затем трогательно-счастливое лицо, когда русалка на причале беседу с Велесом вела. — Должно быть, стыдится он любви своей к нечисти, семья никогда его не поймёт. А я понимаю, потому и смирилась. Я просто… Просто буду любить его столько, сколько смогу.