— Он про тебя то же сказал, — призналась Лёля. — Сказал, оберегать тебя до конца дней твоих будет. Даже если просто ветра дуновением, а не оставит.

— Вот такая у нас неправильная, искалеченная любовь, Лёлюшка. Любим мы друг друга, а законы мироздания Родова против нас. — Ульяна оторвалась от окна и с печалью во взгляде посмотрела на Лёлю. — Но твоя любовь другой будет, не волнуйся. Твой-то не такой непутёвый, как мой. Очень уж он хорошим мальчиком оказался. И растёт так быстро.

— А чего это он мой? — Лёля, пытаясь замаскировать волнение, подхватила кружево на рукаве своего нового наряда и сделала вид, что уж больно её обмётка ткани по краю заинтересовала. — И куда ему ещё расти, и так вон большим каким вымахал.

— Так он пять лет жизни потерял. Себя на его место поставь. Уснула бы ты девицей тринадцатилетней, а проснулась девушкой в самом расцвете своей красы. Не тревожно ли тебе было бы?

— Думаешь, тяжело ему?

— Да сейчас уж полегче, — вздохнула Ульяна.

С тех пор как они вернули Догоду, минуло три дня. Морена уговорила гостей в тереме её богатом и просторном остаться, чтобы Чернобога дождаться, огорошить новостью приятной. Так Лёля с мужем Морены знакомство свела. Сестра говорила, что доводилось им уже раньше в Нави встречаться, да и о Чернобоге воспоминания у Лёли украли. Потому очень удивилась она, когда увидела мужчину молодого, высокого, с лицом узким, но приятным, и при этом, имени вопреки, совершенно белого. Длинные белые волосы почти до поясницы, белые ресницы над прозрачно-синими глазами, брови белые, между которыми задумчивая морщинка пряталась. И разглаживалась она, только когда Морена подходила и ласково мужа под руку брала.

— Он теперь мужчина, — продолжила Ульяна. — И сам начинает это понимать. Уж поверь, мы, водяницы, русалки и мавки, чувствуем дух мужской, природа наша такова. С каждым днём всё меньше и меньше от мальчишки в нём остаётся. Так что не ревнуй его к Похвисту, не надо. К кому сейчас Догоде за уроками жизненными идти, как не к брату старшему? — Ульяна вновь с улыбкой повернулась к окну, не дождавшись Лёлиного ответа. — И всё-таки, славный он. Точно день летний ясный.

— А в Яви-то как теплее с его появлением станет! Его ведь так ждут! — воскликнула Лёля, прижимая руки к груди.

— Ох, и не говори! Наведут тогда люди явьские шороху в реках и озёрах. Каждый от зноя охладиться захочет, а мы только к покою привыкать стали, — усмехнулась русалка.

Лёля хмыкнула, но ничего не сказала. И она, и Ульяна молча смотрели на своих любимых. Оба Стрибожьих внука ходили туда-сюда бесцельно, вели разговоры, что три дня не кончались. Братья даже ночевали в одной комнате и, наверное, почти не спали, а обсуждали всё, случившееся за последние пять лет. Со стыдом Лёля поняла, что её снова снедает та самая упомянутая Ульяной ревность. Ну как же так, неужели Похвист не даст ей побыть с Догодой хотя бы немного? Пусть денёк один, половину денька даже, для того, чтобы она лучше смогла Догоду запомнить перед тем, как навсегда покинет он её, в Нави оставив.

В саду появились и Морена с Чернобогом. Шли они рядышком, плечами соприкасаясь, а Лёля думала о том, что одна она в семье в девках засиделась. Сестёр-то быстро разобрали, а она сама только Кощею страшнючему сдалась. Спросить, что ли, у Морены, далече ли отсюда царство жениха её злосчастного? А то ещё встретятся ненароком. Интересно, помнит ли он про неё или позабыл давно?

В голове назойливо крутилась мысль, такая же неуловимая, как коварно жужжащая муха, которая вроде и рядом, а попробуй её поймай. Что-то, с Ульяной связанное. Лёля нахмурилась, глядя на тонкий профиль напротив. Спросить она хотела что-то у русалки, да запамятовала, когда в доме сестры оказалась.

— Эх, пойду я, — нарушила тишину Ульяна и поднялась с лавки. — Я же Морену искала, да вот она. Обещала мне сестра твоя гобелен показать, что сама вышила. Говорит, всю Навь на нём увидеть можно, от края до края. Пойдёшь со мной на чудо это полюбоваться?

— Какими вы приятельницами близкими стали, водой не разлить, — пробубнила Лёля, на коленки свои уставившись. — Не хочу никуда идти, здесь останусь. — И только договорила она, как поняла с горечью, что снова ведёт себя будто девчонка капризная, которой в Прави каждая подружка угодить пыталась. — А хотя нет, обожди, пойдём вместе. Ты прости, не знаю, что со мной происходит. Я словно совсем не я. — Она быстро встала, отвернулась от окна, от которого не отлипала всё утро.

— Это любовь первая, Лёлюшка, — проворковала Ульяна. — Глупостью она одаряет, но и счастьем таким, с которым ничто не сравнится. Догоним Морену? А то снова скроется во владениях своих, до вечера искать её будем.

Ульяна развернулась к двери, тряхнула косой. Перед глазами Лёли мелькнула малахитовая лента с обтрепавшимися концами, выгоревшая на солнце Яви, да Ульяна каждое утро упорно только её в косу вплетала, других украшений не признавая. И вспомнила Лёля, когда в последний раз обращала внимание на ленту Ульяны и что вызнать у русалки хотела.

— Ульяна! — позвала Лёля, и подруга остановилась в проходе, вопросительно улыбнувшись. — А ведь Велес тебе не только про Похвиста сказал. Ещё что-то он шепнул, а ты в тайне от нас до сих пор держишь.

— Да то не тайна, — Ульяна беспечно отмахнулась. — Ерунда какая-то. Он предрёк, что судьба всей Яви в моих руках окажется. Ну разве же такое может быть? Ошибся Велес. Старенький, с кем не бывает, — пожала плечами она. — Ну что, бежим гобелен смотреть?

Глава 14