— А вы умеете? — прикусывая губу уточняет вредительница.

— А у нас выбора нет! — улыбаясь, дёргает бровями Йода. — Кто кроме нас?

Его взгляд съезжает на ее грудь.

Она тоже опускает свой следом.

— Оу.

Невинно хлопая ресницами, скрещивает руки на груди.

— Я могу помочь, кстати!

— А Вы, Татьяна, электрик?

— Нет, но я… сообразительная.

— Это мы заметили, — фыркаю со смешком.

— Танго, придержи барышню, а то, боюсь, всю округу без света оставим.

— Эх!.. — поднимает она мечтательный взгляд в серое небо.

Заправляет прядь за ухо. Там — обезьянка. И я, кажется, начинаю понимать ее выбор. Тотем? Ей идёт…

— Нужны резиновые сапоги, перчатки… — перечисляет Гордей, обсуждая с Тимом.

— В сарае всё, — отправляю их.

Качая головой, снимаю с себя тельняшку, протягиваю Татьяне.

— Благодарю! — делает она лёгкий реверанс, не опуская рук.

И отворачиваясь, натягивает мою тельняшку. На ней — как чуть великоватое платье.

Тонкие шаровары промокли и облепили ноги. Босая. На одном из пальцев — колечко. Маникюр на больших пальцах — подсолнухи.

Забавная…

И при том, что женщина довольно красивая, пафос и горделивость явно обменены на ухмылочку и шиложопость.

Отвожу взгляд.

Ловлю голым торсом дождь. Кайф…

И даже первый раз за все это время улыбаюсь от удовольствия, глядя на серое небо.

И теперь она искоса разглядывает мою обнаженку. И взгляд ее такой откровенно и наивно впечатленный… Что я снова забываю о своих проблемах. И, выебываясь, подергиваю слегка мышцами.

— Чем расплачиваться будете, Татьяна? — шутливо нахмуриваю брови.

— Есть у меня кое-что ценное… — срывается вдохновенно в сторону своего дома.

— Стоять! — хватаю в ужасе за тельняшку, дёргая на себя. — Напряжение!

С воплем взмахнув руками, летит назад.

Не задумываясь слишком, корректирую траекторию так, чтобы приземлилась ко мне на колени. Все остальные версии — негуманны.

— Ай-ай-ай!

Уверенно впечатываю в себя, задохнувшись от ощущений женщины в своих руках.

Я по нему пиздец как соскучился.

— Ой… — смотрим друг другу в глаза.

Наши носы близко. Сердце грохочет.

Набираю побольше воздуха в грудь.

— Татьяна, Вашу мать!

— А давайте, на "ты"? — смешливо морщит нос.

И вот как ее отчитывать?

— Что там у вас такого ценного?

Мое дыхание сбивается.

— "У тебя"… — хрипло исправляюсь я.

— Я в подвале вино нашла и коньяк, — дёргает многозначительно бровью. — Из отличного винограда, больше двадцати лет выдержки. Одна — сопьюсь. А так — дровосеков ваших угощу, и вам — даму отпоить.

— Ах да… — вспоминаю о Кире.

— Уже можно меня отпустить, — шепотом.

Отдергиваю поспешно руки.

Татьяна, вспорхнув, покидает мои колени.

Чего это я?..

Пульс оглушает, в горле ком.

Озадаченно прислушиваюсь к себе. За последние пару месяцев, она единственная женщина, которая реагирует на меня как на мужика, а не на объект жалости и сожаления. Вот и сносит немного башню.

Действительно есть у нее кое-что ценное — вот это.

Но вообще-то, это она зря. Потому что я всё ещё "объект жалости".

— Ну, всё! — возвращаются мои "дровосеки". — Сидеть вам до завтра без электричества.

При Кире неудобно просить друзей о помощи, ну что ж теперь?

И я прошу принести дров для камина, свечи достать, ещё по мелочам…

Татьяна возвращается со спиртным. Оно в старых бутылках в форме виноградных лоз. Закрыто пробковыми крышками. На каждой самодельная этикетка. Там синим карандашом и неровным почерком дата розлива.

— Ого! — разглядываем мы.

Это ещё бабушка Татико делала… Готовила она, конечно, просто атас! Особенно беляши из осетрины и лосося.

Отец Тати работал где-то на севере вахтами. И нам — "рахитикам", как звала нас ее бабушка, пихали с ней по детству ненавистную красную и черную икру — "витамин Д", и вот, беляши. Это дело мы уже очень уважали! Поедая тазами. Но корм был не в коня.

— Да это целое состояние. — нюхает коньяк Йода. — Не жалко?

— Берите-берите! Хорошим людям не жалко. С благодарностью от меня и моей печени! — хихикает Таня.

Кира сидит никак не участвуя в происходящем.

Я киваю всем незаметно на выход, показывая на часы на руке, чтобы подождали ее после разговора.