– Ваш уровень силы, – Эрлих посмотрел на Императора, – увеличился вдвое.

– Так не бывает, – нахмурилась Хестер, и Даррен ее поддержал:

– Если где-то магия прибыла, значит, откуда-то она убыла.

Эрлих развел руками:

– Насколько мне известно, вы должны были что-то получить от союза с девой рода Аргеланд.

– Пробуждение скрытого дара, – сказала Хестер. – Или утраченного родом таланта. Я никогда не слышала о том, чтобы у супруга просто увеличивался магический резерв.

Но и Эрлих, и Дервен могли лишь развести руками. Император стал вдвое сильней, и теперь ему следует учиться контролировать и дозировать силу заново.

– Я точно знаю, что среди моих предков были прирожденные целители, – задумчиво проговорил Даррен. – И маги стихий. И даже менталисты. Не то чтобы мне было мало даров и я хотел что-то еще. Просто... Странно это все.

Хестер же, отбросив в сторону сомнения, старательно кастовала заклятья. Одно за другим, первое, что приходило на ум. И с каждой секундой она убеждалась, что магия отзывается просто идеально.

– Такое ощущение, что раньше я жила под водой и дышала через тонкую соломинку, – сказала вдруг леди Аргеланд. – А теперь мне позволили всплыть. Даже голова немного кружится.

Всполошившийся Даррен увел любимую к шатру. Но Хестер категорически отказалась закрываться внутри. Вместо этого она магией подхватила ворох подушек и вытащила их наружу. Удобно устроившись, она продолжала играться с силой и одновременно любовалась тем, как Даррен осваивается с новыми гранями дара.

Эрлих создал для себя пару подушек и присел рядом с Императрицей.

– Придержу щит, – весело проговорил некрос.

Правда, за его напускной веселостью была тихая грусть.

– Вы хотите мне что-то сказать.

– Я хочу спросить, знакомо ли вам слово «драгари». – Некрос искоса посмотрел на Хестер.

– Нет, ничего не говорит.

– Жаль, – цокнул Эрлих. – Я ограничен в возможностях, но надеялся, что Аргеланды сохранили хотя бы какую-то часть той истории.

– Ограничены?

– Не могу произнести ни единого слова. Даже за «драгари» мне придется заплатить несколькими болезненными приступами, – серьезно проговорил маг душ.

В этот момент Хестер поняла, что ей придется вновь расстаться с Конфеткой. К некоторым частям семейной хроники доступ имел только глава рода.

«Драгари, – мысленно повторила она. – Я обязательно разберусь».

Императорская чета задержалась на тренировочной площадке до самого ужина. Ужина, который подали прямо в шатер.

После, оставив слуг убирать посуду, Хестер и Даррен распрощались с целителем и магом душ и направились в Старший дворец.

И первое, что сделала леди Аргеланд, вернувшись в свои покои, – это отправила волку к отцу. К ошейнику Конфетки была прицеплена записка с просьбой о встрече. Не позволив себе сомневаться, Хестер летящим почерком приписала в конце: «Что значит «драгари», отец? И почему герцог Лин-Торванс был уверен, что я это знаю?»

– Ожидание будет мучительным, – вздохнула леди Аргеланд и устало откинулась на спинку стула.

На мгновение ей показалось, что она слышит алхимический таймер обратного отсчета… Но эту мысль Хестер отбросила в сторону. Откуда бы тут взяться старой, уже давно бесполезной вещице?

Сразу после завтрака, выдворив своих приметливых камеристок, Хестер, Милли и Вайолин принялись выбирать одежду. Волчицу обрядили в одно из нарядных платьев Императрицы, а вот для леди Аргеланд ничего не нашлось.

– Посмотри, у них все вешалки с бирками! Куда какая обувь, украшения и даже, боги мои милосердные, белье.

Это возмущалась волчица, для которой подобное отношение к одежде было в новинку.

– Все правильно. И я вам скажу, что эти вот бирки, когда на них нет одежды, светятся. Чтобы прачки не украли одежду, – пояснила Милли. – Ткань дорогая, можно продать. Или проклятье попробовать навести, сами же знаете.

Тут Хестер покачала головой:

– Нет, проклятье навести нельзя. По крайней мере, на меня, я же всегда ношу внутренний щит, на моей одежде не остается следов личной силы.

– К тому же ты постоянно творишь малое отторжение, – хмыкнула Вайолин, – я еще на отборе заметила.

– Малое отторжение? – удивилась Милли.

Что самое забавное, для леди Аргеланд это тоже стало новостью.

– Серьезно? Я никогда за собой этого не замечала, меня мучили этим дурацким жестом лет с четырех, и только лет в пятнадцать это закончилось. Мне казалось, что наставники просто про это забыли.

Договорив, Хестер сложила пальцы правой руки в щепоть и крутанула запястьем.