— Видал мальца? — поторопили его. — Ростом вот такой, волосы жёлтые. Пробегал он тут?

— Кто? — добродушно спросил старик.

— Недомерок, о котором я толкую. Был здесь кто? Говори!

Старик ещё помолчал и вдруг воскликнул жалобно и тонко:

— Да что ж такое, ботинки потерял! Где же обувка моя? Это вы взяли, над стариком подшутили?

— Да я тебя сроду в ботинках не видал...

— Идём, Венни, только время зря теряем. Чего с полоумным болтать? Всё одно ничего толкового не скажет.

— Это к обеду звонили? — с надеждой спросил старик, уже позабыв о ботинках. — А где это мы? Как отсюда выйти?

— Когда уже ты сдохнешь, дармоед старый, — ответили ему.

Вслед за тем чужие голоса утихли.

Флоренц развернулся осторожно, стараясь не шуметь, и увидал в просвете трубы тонкие ноги старика. Тот нагнулся с кряхтением, взял металлический лист за край и сдвинул, прикрыв лаз. А потом, видно, побрёл куда-то, и тихие его шаги вскоре стали не слышны.

Мальчишка приподнялся и тут же больно стукнулся головой. Охнув, он пригнулся и поглядел наверх: тень, укрывавшую это место, давало рыже-бурое чудище, в котором не сразу и угадывался накренившийся вагон. Днище, почти съеденное ржавчиной, выгнулось наружу острыми краями и нависало низко над землёй. Под таким, пожалуй, и страшно пробираться, а ну как рухнет сверху? Верная смерть. А если внутрь забраться, со стороны увидать могут, да если ещё упадёт, загремит...

— Эй! — коснулся слуха громкий шёпот. — Флоренц!

Мальчишка завертел головой и там, по ту сторону вагона, увидел лицо Ника, лежащего на боку.

— Ник! — обрадовался он.

— Вот дела, я уж думал, от голода и жары всякое мерещится. Давай сюда! Ползи на брюхе, голову береги. Вагона не бойся, он держится.

Флоренц мигом прополз опасное место и оказался в самом настоящем убежище, окружённом стенами всякого барахла. Над головой — растянутый купол небесной лодочки. Плотная ткань обвисла, выгорела на солнце, местами зияла дырами, но всё же давала тень. А на земле кто-то — наверное, Ник — соорудил лежанки из тряпья. Почему-то четыре, хотя был тут, кроме Ника, всего один человек. Светловолосый — хотя нет, седой почти, с короткой бородой, крепкий с виду, он лежал пластом. А когда повернулся, чтобы взглянуть на пришедшего, то поморщился, как от боли.

— Ты-то здесь как оказался? — спросил Ник, сдвигая густые тёмные брови.

— Ник! — только и смог всхлипнуть мальчишка и кинулся товарищу на шею — прежде ему и в голову не пришло бы так поступить. — Ник, ой, Ник...

И тот не отстранился, не высмеял этот порыв, как точно сделал бы в другое время. Хлопал по плечу, молча ждал, пока младший товарищ придёт в себя. Не сразу мальчишка осознал, что левая рука Ника висит на перевязи и ему, должно быть, больно и неудобно.

— Прости, — всхлипнул он, утирая нос. — Ты руку поранил?

— Поранил, ага, — ответил Ник, в глазах которого мгновенно вспыхнула ярость. — Мне её здешний правителишка сломал, когда вызнать пытался, где наше поселение и где мы со стариком видели чужака. Что, всё зря, да? Отыскали вас?

— Отыскали, — опустил голову Флоренц. — Но ты не виноват, слышишь? Мы корабль с места сдвинули, думали уйти, спрятаться, а нас потому разведчики и заметили.

— Плохо кончилось? — мрачно спросил Ник, и угол его рта дёрнулся.

— Там почти всех перебили. Но часть людей уходила к горе, тем и спаслись. А так, наверное, половины наших нет уже.

— Как мой старик?

В маленьком поселении все приходились друг другу роднёй, но сказать точно, кем был Нику Стефан, мальчишка не мог. И всё же эти двое крепко привязались друг к другу.

— Он к Вершине пошёл, значит, жив.

— А тётка?

— Верена? Осталась она, и мне говорили... да я не видел сам, может, тот человек ошибся...

— Ясно. А почему не видел? Где ты был-то, если ни с теми, ни с другими?

Флоренц закусил губу, собираясь с духом.

— Я брата нашёл, Ник. Помнишь, я тебе о нём говорил.

— Мечтателя своего? Да ладно! Что, город его не пережевал?

— Он, Ник, на лодочке прилетел. С другим разведчиком. Меня забрал, а его спутники со второй лодки наших всех... а я и не видел, не знал даже...

Никакие слова не подходили, чтобы рассказать. Вот, звучит как оправдание — я, мол, не знал, не виноват. До чего мерзко! И ведь правда не виноват, за что же тогда так стыдно?

Флоренц сжал пальцы и лишь теперь сообразил, что белый осколок всё ещё у него в руке. Только уже не совсем белый. Мальчишка поскрёб землю, набрал немного в ладонь и принялся оттирать в ожидании, что скажет Ник.

Но тот ничего не сказал, только потянул осколок из пальцев. Приложил к лицу, закрыв бровь и половину щеки. И так, глядя карим глазом через прорезь, спросил строго:

— Откуда это у тебя?

И Флоренц понял. Он вспомнил площадь, людей на помосте. Вспомнил слова Кори, что разведчика по имени Эрих нет во всём Раздолье. Но всё-таки Эрих был.

— Эй, Флоренц, где подобрал?

— Дома... у брата...

Ник с ожесточением швырнул осколок в сторону. Тот мягко упал в тряпки.

— Это брат тебя сюда упёк? Он, скажи?