– Вам известно, кто это сделал?
– спросила она.

– Нет, пока нет.
– И мы не стали бы будить вас вот так среди ночи...

– Это ерунда.

– Видите ли, очень часто бывает так, что, если мы начинаем действовать достаточно быстро, пока след еще не остыл...

– Да, я понимаю.

– То нам часто удается...

– Да, да. Пока не остыл след, - сказала Лу.

– Вот именно.

И в комнате опять воцарилась тишина.

– Не можете ли вы сказать нам, были ли у мисс Хоуэлл враги?
– спросил наконец Карелла.

– Она была самой милой девушкой на свете, - сказала Лу.

– Ссорилась ли она с кем-нибудь в последнее время или...

– Нет.

– ..звонил ли ей кто-нибудь по телефону с угрозами, а может, ей присылали такие письма?

Лу Каплан более внимательно посмотрела на них.

– Да, - сказала она.
– Было одно такое письмо.

– Письмо с угрозами?

– Мы так и не смогли решить. Но все же оно здорово напугало Мэри. Из-за него она купила себе пистолет.

– Какой пистолет?

– Не знаю. Маленький какой-то.

– А не был ли это браунинг двадцать пятого калибра?

– Я не разбираюсь в пистолетах.

– И это письмо пришло к ней по почте или было вручено лично?

– Оно пришло по почте. На адрес театра.

– Когда?

– Неделю назад.

– Она заявляла о нем в полицию?

– Нет.

– А почему?

– А вы что, не видели "Гремучую змею"?

– То есть как это? Что вы хотите сказать?
– не понял Карелла.

– "Гремучая змея" - это мюзикл. Пьеса, в которой играла Мэрси.

– Нет. Не видел.

– Но вы, конечно, слышали о ней.

– Нет.

– Господи, да в каком же мире вы живете? Вы что, с луны свалились?

– Весьма сожалею, но я не...

– Простите, - тут же прервала его Лу.
– Обычно я... Я просто очень хочу... Простите меня ради бога.

– Ничего, ничего, - успокоил ее Карелла.

– Во всяком случае.., спектакль наделал много шума.., вначале были неприятности, понимаете... Нет, вы и в самом деле ничего не слыхали? Об этом писали все газеты.

– Ну, что же, по всей вероятности, я пропустил эти статьи, - сказал Карелла.
– Так в чем же состояли эти неприятности?

– Ну, уж об этом-то вам следовало бы знать!

– Увы! Не знаю.

– Вы не слышали о танце Мэрси?

– Нет.

– Ну, хорошо. В одной из сцен Мэрси танцует в заглавной роли совершенно раздетая. Главная идея заключалась в том, чтобы выразить.., да ну ее к черту эту идею. Главное в том, что в танце этом не было ничего неприличного, даже ничего сексуального! Но полиция в этом не разобралась и запретила пьесу после первых же двух спектаклей. Постановщикам пришлось обратиться в суд с требованием разрешить спектакль.

– Ага. Теперь я припоминаю, - сказал Карелла.

– Все это я говорю к тому, что никто из связанных с "Гремучей змеей" не стал бы ровным счетом ничего сообщать в полицию, включая и письма с угрозами.

– Но если уж она решила купить пистолет, - сказал Хейвс, - то ей в любом случае пришлось обращаться в полицию за разрешением.

– У нее не было разрешения.

– Так как же она в таком случае умудрилась раздобыть пистолет? Нельзя же просто так войти в магазин и купить его без...

– Один из ее друзей продал его ей.

– А фамилия этого ее друга?

– Гарри Донателло.

– Импортер, - сухо заметил Карелла.

– Импорт сувенирных пепельниц, - добавил Хейвс.

– Я не знаю, чем он занимается, - сказала Лу.
– Но он раздобыл для нее пистолет.

– Когда это было?

– Через пару дней после получения письма.
– А какого содержания было это письмо?

– Сейчас я отдам вам его, - сказала Лу и пошла в спальню. До них донесся скрип выдвигаемого ящика, шорох перебираемых бумаг и потом в дверях появилась Лу.
– Вот оно, - сказала она.

Не имело особого смысла пытаться сохранить отпечатки пальцев на бумаге, побывавшей в руках Мэрси Хоуэлл, Лу Каплан и бог знает, какого еще числа людей. Но Карелла тем не менее принял его на платок, разложенный на ладони, а затем бросил взгляд на лицевую сторону конверта.

– Ей следовало сразу отнести его к нам, - сказал он, - Оно напечатано на фирменной бумаге отеля, и мы выяснили бы адрес отправителя, даже и пальцем не шевельнув.

Письмо и в самом деле было написано на фирменной почтовой бумаге жалкого клоповника под гордым названием "Отель Эддисон", расположенного примерно в двух кварталах от театра на Тринадцатой улице, где работала Мэрси Хоуэлл. В конверте был один-единственный листок. Карелла развернул его. Текст написанный карандашом был краток: