И что мне на это ответить: слишком сбитая с толку, чтобы разумно мыслить, я тоже задаю вопрос:

— Как так получилось, что ты столкнулась с Килианом в первый же день своего пребывания в Виндсбахе? Насколько я знаю, он редко бывает в городе: все больше в Нюрнберге, где заканчивает обучение.

Белозубая улыбка Каролины буквально ослепляет меня.

— Должно быть, я везучая, — заявляет она с радостным превосходством. — Он сидел на байке, должно быть, кого-то дожидаясь, и я подумала, что не будет ничего страшного, если я подойду и познакомлюсь с ним... Пусть даже ошибусь. Попытка — не пытка, как говорится. И — вуаля!

Я даже рот открываю от подобной бесцеремонности — сама бы я никогда не решилась на нечто подобное.

— Вот так взяла и подошла? — с недоверием интересуюсь я. — И Луиза позволила тебе это?

Каролина, должно быть, закатывает глаза и плашмя откидывается на матрац.

— Скажем так, мама была в магазине, а я решила не упускать счастливые шансы. — Она глядит в потолок и улыбается — мне это ох как не нравится, но я молча прокручиваю в голове ее слова. Если Каролина, чего доброго, влюбится в Килиана, то мне, возможно, придется снова с ним увидеться, а я не чувствую себя готовой к чему-то подобному.

— Выброси этого парня из головы, — советую я сестрице строгим голосом. — Вы приехали на три дня, а ты уже заводишь ненужные знакомства...

— Я не собираюсь скучать целых три дня! — возражает она мне. — И потом... если что, я могу приезжать к тебе почаще. Ради прекрасных глаз сама знаешь кого...

— Ты стала еще ужаснее, — пеняю я Каролине, и та отзывается:

— Я знаю. Такая уж я уродилась... Терпи.

Несмотря на субботнее утро, Патрика дома не оказывается: Леон сообщает, что тот ушел в мастерскую поработать. У него «горят» сроки... Я стараюсь не показать своего разочарования, намазывая на хлеб толстый слой сливочного масла.

Распределяем проблемы тонким слоем, а затем проглатываем их, не прожевывая...

Я всегда так поступаю.

— Опять полночи проболтали? — посмеивается мой названный братец, глядя на меня с насмешливой полуулыбкой .

У Леона весьма примечательная внешность: высок, строен, с пронзительно голубыми глазами, он всегда казался мне представителем иной межгалактической расы, случайно заброшенным на нашу планету. И улыбается он всегда как-то по-особенному... Наверное, это и выводит Каролину из себя больше всего!

— Решили вспомнить детство...

— … некоторыми так и не покинутое?

Я улыбаюсь.

— Каролине восемнадцать. Чего ты от нее хочешь?

— Мне семнадцать, и я отнюдь не веду себя, как инфантильный ребенок, — возражает парень как-то уж совсем по-взрослому.

Какая муха его укусила? Никак сестрице удалось окончательно допечь парня. Это талант... И тогда я произношу:

— Открою тебе один маленький секрет.

— Какой? — вскидывает он на меня голубые глаза.

— Если тебе дана счастливая возможность быть ребенком подольше — будь им. Взрослая жизнь вовсе не так хороша, как о ней говорят... Она сильно переоценена. Просто наслаждайся тем, что у тебя есть!

Леон не улыбается, не отшучивается чем-то достаточно легкомысленным, только продолжает глядеть на меня серьезным взглядом, пробирающим до костей. Разве я давала разрешение заглядывать в свою в душу? Не припомню такого...

Звон разбившегося стекла прерывает наш зрительный контакт, и я почти с благодарностью произношу:

— Ничего страшного, фрау Штайн упокоила очередной стакан. Пора переходить на пластиковую посуду... — Потом подхватываю поднос с ее завтраком и спешу в комнату дальше по коридору. В выходные сиделка не приходит, и нам с Патриком приходится обходиться своими силами: так вышло, что нынче это самые нелюбимые мною дни. Дни, когда мне приходится переносить жгучую ненависть, теперь уже имеющую под собой реальное основание... Старушка никак не способна простить мне «соблазнение» ее сына.

Иногда это «веселит» меня до слез...

Вот и сегодня она не собирается быть мягче: выплевывает каждую ложку овсяной каши, положенную мною в ее перекошенный инсультом рот.

— Хотите остаться голодной? — как можно спокойнее осведомляюсь я. — Это легко устроить. — И добавляю: — Однако Патрика это не сделает счастливее... Или вам плевать на собственного сына?

Фрау Штайн глядит прямо в мои глаза и демонстративно исторгает из себя очередную порцию так и непроглоченной каши. Та бежит по ее подбородку, и я понимаю: плевать она хотела именно на меня — и ведь вздорная старуха даже не понимает, что своим неприятием моей персоны делает несчастным и Патрика тоже.

Швыряю ложку в тарелку и иду вон из комнаты: я так больше не могу. Приезд Луизы с детьми как будто бы обнажил что-то во мне... возможно, глупого ребенка, не желающего мириться со взрослыми проблемами. Это так не вовремя, так ни к чему...

В дверях я сталкиваюсь с Луизей:

— Давай я ее покормлю, — предлагает она, как будто бы прочитав мои мысли. — Возможно, со мной он станет вести себя лучше.

— Спасибо, — киваю и спешу запереться в ванной комнате. Минутка уединения и покоя ради обретения вселенского спокойствия... И мне почти удается этого добиться, когда я вдруг слышу веселый голос Каролины: