— Вам лыжи? — с ходу задал вопрос Загоруйко, растягивая сухие губы в подобие улыбки.

— Нет, я по другому вопросу, — Лена полезла в карман куртки и достала листок с фотороботом. — Серафим Платонович, посмотрите, пожалуйста… В тот день, когда… я сломала лыжу… В тот день пропала… Погибла моя подруга, вот, — положила перед Загоруйко листок. — Не было ли среди тех, кто брал у вас лыжи в тот день, кого-нибудь похожего на этого человека?

Старик подобрал трясущимися руками висевшие на груди очки и нацепил их на кончик носа. Минуту разглядывал изображение, потом снял очки и прихлопнул сморщенной ладошкой листок.

— Нет, такого здесь не было. — Из-за отсутствия передних зубов слова он произносил с присвистом.

— Серафим Платонович, я понимаю, качество снимка…

— Де-ву-шка, — перебил Загоруйко. — У меня, может, зрение не очень, но память что надо. Я помню в лицо каждого, кто брал у меня лыжи в тот день и в остальные дни тоже. Я не первый год здесь работаю, так что можете быть уверены, у меня профессиональная память, никто даже отдалённо похожий на этого… — ткнул пальцем в листок, — лыжи у меня никогда не брал.

— Понятно, — Лена разочарованно поджала губы, но опомнилась и вынула из кармана куртки телефон. Открыла галерею снимков. — А вот этот человек брал у вас в тот день лыжи?

Старик снова напялил очки. Уткнулся в телефон.

— Триэль, что ли? Нет. Этот со своими лыжами приезжает, он у нас гость частый, можно сказать, уже как свой.

— А почему Триэль?

— Мы его так зовём, по инициалам. Три эль.

— Хм, — Лена убрала телефон. — Серафим Платонович, а как вы опытным глазом оцениваете, он на фоторобот похож?

— Кто? Триэль? — Загоруйко потёр блямбу носа. — Да ну! Он, конечно, красой не блещет, но этот, что на фотороботе, моложе и поприличней будет.

— А из местных? Похож кто-нибудь на портрет? Присмотритесь внимательней.

Загоруйко подтянул очки на переносицу и опустил голову в листок.

— Нет, такого я точно нигде не видел. Ни среди местных, ни среди приезжих. А я тут всю жизнь проработал. — Старик горделиво выпрямился. Из расправившихся складок замшевой куртки выглянули лоснящиеся потёртости. — Можно сказать, жизнь положил. Так что можете мне доверять, такого человека в наших краях никогда не было.

— Всю жизнь? — Ей не удалось скрыть жалость.

— Думаете, я здесь, в этой каморке просидел, да? — обиделся Загоруйко. — Эх!.. — махнул рукой. — Зря вы так на меня смотрите. Тут я только последние три года, на пенсии, будь она неладна, а до этого всю жизнь людей в горы водил. Сорок лет, как сейчас говорят, туристическим гидом отработал. С советских времён и до… Это какого, получается?

— Ну если три, то до две тысячи восьмого, — подсказала Лена.

— Вот, да! — кивнул старик. — Специлизировывался…

— Специализировался…

— Я и говорю: специлизивыровался по пешим походам.

— И на Бадукские озёра?

— А как же! Места там!.. — Старик закатил глаза. — Клёвые места, в общем. Подвесные мосты над горными реками, тайные водопады, горячие источники.

— Как вкусно вы рассказываете, сразу захотелось туда отправиться.

— Теперь всё, нельзя, закрыли проход.

— Да, я слышала, из-за пропавших туристок. Вы их видели?

— Конечно. Дело в апреле было. Я как раз в тот день крышу у этой холобуды чинил. Вот прямо сверху и видел, как они на такси подкатили. Их Барсег привёз, вместе с братом.

— А почему они одни пошли?

— Да чёрт их поймёт. Вы же сейчас все гордые такие, самостоятельные, сами с усами, — присвистнул Загоруйко. — Тимка им предлагал сопровождение, а они отказались. Ну и вот.

— Тимка — это кто?

— Так новый гид, молодой, меня на пенсию, значит, его на моё место, — поджал сухие губы старик. — Но я обиды не держу. Если честно, мне последнее время тяжело ходить стало, колени скрипят, доктор говорит, какой-то смазки им не хватает. А Тимофей молодой, сильный и шустрый. Девок ентих два месяца милиция искала и не нашла, а Тимка нашёл. Правда, от них к тому времени только косточки остались, и то не все.

— А что же с ними произошло? Вы как думаете?

— А что тут думать? Тут думай не думай, людей уже не вернёшь. Милиция постановила: — упали и умерли. Вот так. Ну а потом их звери съели.

Старик вздохнул и снова сгорбился.

— Серафим Платонович, я вас попрошу, вы этот фоторобот повесьте здесь на стене, пожалуйста.

— Ну а что, можно и повесить, если надо, — согласился Загоруйко и разгладил рукой лист.

— И запишите мой телефон, на случай, если вдруг кто-нибудь его узнает.