В сундуке была бутылка самогона!

За ненадобностью я куда-то сунула её и забыла. Даже в свой холодный ларь не понесла.

А ведь в детстве разбитые локти и коленки нам с мальчишками обрабатывали именно таким способом. И как я могла забыть? Правда, рана незнакомца выглядела намного серьёзнее разбитой коленки. Но и лечить её мне больше нечем.

Несколько мгновений я смотрела на недвижимого мужчину, а затем щедро плеснула самогоном ему на рану.

Он дёрнулся и застонал, но так и не очнулся. А мне показалось, что кровь перестала сочиться. Приободрённая этим открытием, я присела на край лежанки, снова занося бутылку над раной. И дёрнулась уже сама, когда на моём запястье сжались сильные мужские пальцы.

– Хватит, – просипел незнакомец, не открывая глаз. – Лучше дай мне воды.

Хватит, так хватит. Я не стала спорить. Вскочила и отошла подальше. Если бессознательный незнакомец вызывал жалость, то вот такой, хватающий за руки – страх.

Может, не надо было тащить его домой? Оставила бы волкам, и животные поужинали, и сама спала бы спокойно.

Я налила в кружку соснового отвара и принесла незнакомцу. Надо бы его посадить, но я вдруг оробела прикасаться к нему. Так и стояла над ним, не решаясь двинуться. А потом рассердилась на себя. Если уж не смогла остаться в стороне и притащила домой, надо спасать до конца.

Я помогла ему приподняться и поднесла кружку к губам. Мужчина осушил её в несколько жадных глотков, а затем распахнул небесно-синие глаза.

И правда, как летний полдень. Я загляделась, почти утонула в этой синеве, совсем позабыв о своих недавних опасениях.

В это время незнакомец тоже меня изучал. Мазнул взглядом по глазам, носу, а на губах задержался. Улыбнулся, удовлетворённо так, по-мужски.

Я покраснела и вскочила на ноги. Мужчина кулем свалился обратно на лежанку, ударившись затылком. Он глухо застонал, не делая попытки приподняться. Мне стало стыдно. Я его спасаю или добить хочу?

Но и приближаться уже не спешила.

– Кто вы… – начала было, но тут же поправилась: – Кто ты такой?

На «вы» друг к другу обращаются только аристократы. А мне не хотелось, чтобы незнакомец знал, кто я такая. Да и на графиню я сейчас никак не походила. Вообще женщину во мне выдавали только длинные волосы, собранные на затылке. Теперь буду косу заплетать, чтобы походить на крестьянку.

Мужчина некоторое время молчал. То ли собирался с мыслями, то ли придумывал подходящий ответ, а может, прикидывал, как сподручнее на меня наброситься.

Впрочем, последнюю версию пришлось откинуть. Слишком слабым выглядел незнакомец. И он не притворялся. Ему явно было очень плохо.

Вот только почему? Порез, конечно, выглядел жутковато: длинный, глубокий и сильно кровил, пока я не полила его самогоном. Но всё же это была лишь царапина, вряд ли она сумела бы так ослабить здорового мужчину.

Только если он не был изначально болен. И теперь эта смертельная болезнь добивает его в моей кухне.

Лишь бы не зараза какая!

А то придётся перебираться в людскую, а этот флигель сжигать. Я лишь представила, сколько вещей потеряю сразу, и мысленно застонала. Ещё и запас еды под вопросом.

К счастью, мои панические мысли перебил хриплый голос незнакомца.

Правда, произнёс он лишь одно слово.

– Морейн.

– Кто ты такой, Морейн? – не отступала я.

Он снова задумался, прикрыв глаза.

И мне это сразу не понравилось. Честный человек всё о себе рассказывает, не заставляя вытаскивать информацию клещами.

– Говори, кто ты такой, иначе выкину тебя на улицу! – пригрозила я. Но это были лишь слова. Сегодня у меня хватит сил только на печь залезть. И то постараться придётся.

Незнакомец больше не реагировал. Возмущённая его поведением, я даже приблизилась и потрясла за плечо. Чего это он меня игнорирует?

И не сразу поняла, что Морейн спит. Или снова потерял сознание.

У меня тоже не оставалось сил. И всё же я отрезала широкую ленту от сорочки, с грустью осознавая, что от неё уже почти ничего не осталось. Перевязала рану незнакомцу, накрыла его одним из колючих шерстяных одеял, найденных в людской. И лишь затем затушила свечи и полезла на печь.

Я была уверена, что всю ночь проворочаюсь с боку на бок, толком не выспавшись. Разве можно расслабиться, когда в доме посторонний мужчина?

И тут же уснула.

Мне снился Гилберт. Он стоял на льду реки в окровавленной рубашке, разрезанной на животе, и грозил мне кулаком. Я увидела, как к мужу подкрадывается волчья стая, и отвернулась.

Проснулась поздно. Солнце уже заглядывало в окошко. И это заставило меня подскочить с постели.

За недели, проведённые в Дубках, у меня уже выработался определённый распорядок дня. Его неукоснительное соблюдение давало ощущение душевного равновесия. А ещё помогало всё успевать.