Шрифт:
– Ну и ладно, - добродушно сказал Блеер, - главное - дело сделано. И, Светлана, большое дело, важное для всех нас. Могу сказать, что доклад об этом будет делаться лично товарищу Андропову.
Владлен Николаевич выбрался из-за стола и пересел на соседний с Лапкиной стул.
– Светлана Витальевна, - сказал он доверительным тоном, - вам в институте преподавать не надоело?
У Чернобурки удивлённо дрогнула нижняя челюсть.
– Переходите к нам на постоянную работу, - предложил генерал, - вон, Георгию в группу толковые офицеры нужны, и вы по всем параметрам подходите, - он выдержал паузу, дав Жоре и Светлане обменяться быстрыми взглядами, и продолжил: - Вы идеально залегендированы под развёртывающуюся операцию. Нам предстоит очень предметно поработать с молодёжью Ленинского района. Мы бы вас летом повысили до старшего инструктора райкома, будете курировать комсомол, заниматься молодёжью. Новые формы работы... Фотовыставки, поддержка всяких нестандартных начинаний... Вот эти поисковые экспедиции - и мы поддержим, и из райкома идут сигналы о желании работать с этим почином. Григорий Васильевич, - тут Блеер многозначительно кивнул куда-то в сторону Смольного, - также готов поддержать. Нужное дело, со всех сторон. И павших похороним по-человечески, и молодёжь воспитаем. И, заметьте, тут появляется ещё и очень интересное новое поле для вербовки иностранцев. Тут же не только американцы... И немцев западных можно привлечь, и датчан, и французов... Кто только против нас не воевал. Очень перспективное направление, и как раз в области ваших интересов: новые методы идейно-политической вербовки. Преподавать, конечно, хорошо, но живая работа во сто крат лучше. Подумайте об этом, Светлана.
– Я...
– голос у Чернобурки дрогнул. Она посмотрела на Минцева, увидела что-то в его глазах и покраснела, - я согласна.
Глава 3
Среда, 10 мая 1978 года, утро
Ленинград, 8-я Красноармейская улица
Первый день после экспедиции в школе выдался шебутной. Меня всё время куда-то дёргали: то на доклад в комитет комсомола, то Зиночка с Биссектрисой желали много вкусных подробностей, а то и просто зажимали в угол группы интересующихся. До подвисшего «персонального вопроса» я добрался лишь на последней переменке.
– Кузя, - негромко позвал я Наташу и направился к чёрной лестнице. Девушка послушно двинулась за мной.
Мой расчёт оказался верен: после пятого урока, когда в школе остались лишь «старшаки», здесь, на дальней лестничной площадке была укромная тихая заводь.
– Итак, - я обернулся к Кузе и объявил: - Наказание. Но для начала: ты признаешь моё право тебя наказать?
В карих её глазах запрыгали жизнерадостные чёртики. Потом она скромно опустила ресницы, сложила руки на переднике и спросила жалобно подрагивающим голоском:
– Будешь дрючить?
– Наташа, - сказал я задушевно, - могу и не дрючить. Просто расходимся - и всё.
Она сразу посерьёзнела.
– Нет, Соколов, - Кузя задумчиво покачала головой, а потом с вызовом уставилась мне прямо в зрачки, - так не пойдёт. Я же обещала, что ты у меня взрыднёшь. Так что дрючь.
– Хорошо, - я помолчал для вескости, а потом огласил следующий заготовленный вопрос: - Что наказание должно быть серьёзным, согласна?
– Согласна, - она посмотрела на меня с интересом и вдруг звонко захохотала, - что, неужели действительно дрючить собрался?
– Тьфу ты!
– воскликнул я в сердцах, - да далось тебе это «дрюченье»!
– Далось, - Кузя зловредно сощурилась куда-то вдаль, - я ей это ещё припомню...
– Эй-эй!
– я, помня о недавнем, сразу не на шутку встревожился, - только без членовредительств! Помнишь, ты мне обещала?
– Я, Соколов, всё, что обещаю - помню, - отрезала она, - ты, главное, своё не забудь.
– Я важное не забываю, - быстро парировал я.
– А я - важное?
– тут же выстрелила она вопросом.
На такое сразу отвечать было нельзя. Несколько секунд я честно заглядывал в себя, всё более и более удивляясь найденному там. Когда застывшая на губах у Наташи улыбка стала совсем уже напряжённой, я остановился на педагогически выверенном ответе:
– Пока - не на самом верху списка, - и примиряюще развёл руками.
Кузя задумчиво заправила за ухо свалившуюся на глаза прядь, потом кивнула:
– Нормально, - и решительно повторила, словно убеждая саму себя: - Для начала - нормально.
Я поторопился вернуть разговор в задуманное русло:
– Хорошо... Ты сейчас работаешь?
Она пару раз недоуменно моргнула.
– Нет... Пока нет - летом пойду. Если...
– тут она ощутимо замялась, и щеки её начало заливать алым, - если опять что-то интересного не подвернётся...
Я уткнулся взглядом в пол. Сначала стало очень стыдно, потом волной пришла злость - злость на себя прежнего. Да и мне-теперешнему тоже досталось.
– Что?
– Наташа вдруг обнаружилась на полшага ближе, - не то сказала? Забудь.
– Нет, - я с печалью качнул головой, - нет, всё нормально. Это у меня проблема, - я легонько постучал парой согнутых пальцев по виску. Помялся, ища формулировку, потом посмотрел ей в лицо и отчеканил: - Обещаю подумать.
– Спасибо...
– пробормотала она куда-то в сторону, а потом криво усмехнулась и как-то неуверенно взмахнула руками вбок, словно собиралась было взлететь и вдруг передумала, - ну, Дюш, давай, вот теперь - дрючь.
– Кузя, - сказал я проникновенно, - если я ненароком тебя задену, например, как Тыблоко в этот раз, ты только дай знать: мне извиниться не сложно. Не надо доводить до женской мсти.