– Немного скорректирую, - чопорно улыбнулся я. – Женщина, которой вы ищете двушку, не моя. Хотя и дорога мне…

– Учту, - покладисто кивнул Буладбаатар. – Вопросы есть?

– Всего один. Когда наша «цепочка»… м-м…

– …«Закроется»? – понятливо договорил маклер. – Не раньше осени, Андрей.

– Терпимо, - прикинул я.

– О-о! – воскликнул «Валера», восторженно закатывая глаза. – Самую мою большую «цепочку» составили тридцать семь клиентов! И все, как один, кротко ждали полгода, – он щелкнул дверцей. – Пойдемте, Андрей, глянете на жилплощадь...

Тот же день, позже

Ленинград, проспект Огородникова

Двушка мне не слишком понравилась. Сама по себе квартира заслуживала твердую «тройку» - и потолки высокие, и сантехника новая. Правда, паркет из квадратных плит, какие клали в тридцатые, весь в щербинах – ходишь, и спотыкаешься. Но разве в ремонте дело? Угнетала «среда обитания».

Стоило мне только представить, как мои девчонки станут каждый божий день оглядывать облупленные стены двора-колодца, сырого и полутемного, а затем подниматься по стертым ступеням запакощенного подъезда… Сразу возникало желание исправить оценку на жирную «двойку». С минусом.

– Понимаю, - смирился маклер. – Есть еще вариант в Московском районе… Кирпичная девятиэтажка, но чуточку дороже, и не раньше августа – хозяева активно отдыхают.

– Глянем, Буладбаатар Цырянович, - мягко сказал я. – А на Огородникова не подкинете?

– Ками но таме ни, Андорэи-кун! – смешливо сощурился водитель.

* * *

С «Валерой» мы расстались если не друзьями, то добрыми приятелями – связали ядерные силы два людских атома…

Иной раз встречаешься с человеком – и красив, и остроумец, и душа компании, - а тебе он не интересен. Зато самый незаметный человек вдруг открывается потаенными глубинами – не исчерпаешь и за годы знакомства.

Сощурившись, я осмотрелся. Особняк, где ютился Ленинский райком партии, не слишком пострадал после ожесточенных «политбоев».

Внутри, в прохладных, гулких коридорах устоялась тишина, благостный застой присутственного места. Лишь машинистки насквозь пробивали створки, треща длинными очередями; бил одиночными дырокол, да изредка пушечно бухала дверь. И тогда, чудилось, всё здание вздрагивало, будто вспоминая ребячий беспредел.

Кабинет третьего секретаря отыскался на втором этаже. Солидная табличка, золотым по черному, извещала: «ДАНИЛИН Вадим Николаевич».

«Будем знакомы!» - мелькнуло в голове. Я и понятия не имел, какая фамилия у дяди Вадима.

Из дверей вышмыгнула «Варька з Шепiтовки». Прищурилась на меня, будто срисовывая, и засеменила по красной «кремлевке», глушившей шаги. Проводив задумчивым взглядом функционерку, я вошел в приемную, обшитую темным деревом.

Ничего особенного: рогатая вешалка с забытым плащиком, кубки за стеклом, чахлая пальма в кадке. Шаткая стопка картонных папок, распухших от бумаг, угрожающе клонилась на письменном столе, а столик поменьше, да пониже удерживал на себе зачехленную пишмашинку.

Блестящий самоварчик на подоконнике, стыдливо прикрытый казенной занавеской, меня и вовсе умилил – в бухгалтерии, небось, чайник на самом видном месте держат. Хранят славные трудовые традиции.

– Нет, Алексей Петрович, так дело не пойдет, - услышал я дядю Вадима за полуоткрытой дверью. – Мы как с вами договаривались? – в сдержанном голосе лязгнул металл. – Да понима-аю! Да. Да… Хорошо. Неделя сроку. Сказано – неделя!

Трубка клацнула, ставя точку в разговоре, и я вошел в кабинет.

– Здрасьте! Вызывали?

Мой шутливый тон согнал морщины с нахмуренного лба.

– О, здорово! – дядя Вадим живо приподнялся и крепко пожал мою руку. – Садись, Андрей. Ну, как настрой? Не охладел к военно-исторической теме?

– Ну, вот еще! – фыркнул я совершенно по-мальчишески.

– А скажи по секрету… - прищурился Томин дядя, словно русая челка глаза щекотала.
– Опасно было?

– Вадим Николаевич, опасно на скалу без страховки карабкаться, - последовал осторожный ответ.
– А ежели умеючи… Главное, ВОПов не касаться.

– Чего-чего не касаться?

– ВОП – это взрывоопасный предмет, - объяснил я, как учили.
– Просто у мин и снарядов времен Великой Отечественной есть гадское свойство – их начинка годами мокнет в болотной воде и потихоньку превращается в пикраты, очень нестойкую химию. Может рвануть от малейшего шевеления… Вячеслав Иваныч преподал нам урок – мы подальше залегли, в старом, оплывшем окопе, а он ржавый фугас не-ежно шпагатом обвязал, дошагал до нас, стравливая, и…

– Дернул? – напрягся третий секретарь.