Ленинград, Литейный проспект, «Большой дом»

Весна за окнами угомонилась, замерев на перевале в лето – утих залетный ветерок, вяло пошевеливавший листву; в небе застыли облака, будто на распутье, а красный капилляр градусника еле дотягивал до двадцати.

«Погода шепчет!» - мелькнуло у Блеера.

Он любил город Ленина за спокойную умеренность. В Москве, что там не говори, задержалось нечто провинциально-купеческое, разгульное, а в Питере даже блеск и великолепие дворцов сочетались с достойной простотой.

Зимою город суров и хмур, хотя куда ему до стылой Сибири – там, бывало, пар изо рта застывает и осыпается льдинками, шурша по куртке «шепотом звезд».

Осенью ленинградские проспекты одолевает меланхолия, а летом плывет, растекается приятная теплынь… Да пусть даже и навалится зной, подумаешь… Море-то рядом. Или тень карельских сосен…

– Прибью этого Жору! – сорвалось с губ Владлена Николаевича, комкая безмятежные раздумья. – Ну, что за привычка – вечно опаздывать!

В тот же миг Минцев, черный, тощий и взъерошенный, ворвался в кабинет, словно подслушивал за дверью, измеряя глубину генеральского терпения.

– Задержался, Владлен Николаевич! – покаянно затараторил он, прижимая к сердцу пятерню. – Раз двадцать запись прокручивал!

Блеер лишь вздохнул.

– Ладно, в ногах правды нет, - пробурчал он, но сам за стол не спешил - насидится еще.

– И перечитывал!
– Жора упал на крякнувший стул, с маху разворошив рыхлую стопку листков, испятнанных грозными лиловыми печатями.

Дверь в кабинет тихонько приоткрылась, впуская плечистого офицера.

– Фотографии, товарищ генерал, - гулким басом доложил он.
– Только что передали.

– А-а! Давай их сюда, - оживился Блеер, выхватывая пакет, склеенный из жесткой коричневой бумаги. Глянцевые снимки с шелестом просыпались на стол, поверх желтоватых распечаток. – М-да… Не сказать, что парадный портрет…

– Разрешите?
– привстав, Минцев потянулся за фото.

На смазанном изображении угадывался массивный пожилой мужчина – тонкогубый рот сжат, жесткие волосы изрядно поседели, а на мощном выпуклом лбу блестели залысины. Грубую лепку лица искупал прямой нос идеального очерка и темные глаза - прищуренные, холодные, настороженные…

«Одинокий волк… - подумал Владлен Николаевич. – Волчара. Ловко ушел от преследования – опыт есть…»

– Честно говоря, я не верил, что у этого… «Сталкера» получится уйти, - заворчал он. – Всё ж таки, не коренной, города не знает…

– Товарищ генерал… - подполковник деликатно кашлянул. – Я тоже не местный.

Насмешливо хмыкнув, Блеер шлепнул ладонью по огромной карте на стене.

– «Сталкер» проехал на поезде всего одну остановку, от Колпино до Ижорского завода, - провел он мосластым пальцем, как указкой.
– А затем вышел - и отсёк «дублерки», догонявшие электричку! Там же перрон не где-нибудь, а внутри громадной заводской территории, туда на машине не проехать!

– Погодите, Владлен Николаевич… - с грохотом отодвинув стул, Минцев вышел к карте. – Но там же и пешая «наружка» была.

– А толку! – фыркнул генерал. – Ну, да, погнались за ним, так их же мало совсем, а «объект» - на велике… Затеряться в огромной промзоне Ижора – Металлострой – Понтонная, - он ладонью накрыл район, хлопая бумагой, - как нечего делать!

Задумчиво шаря глазами по карте, Блеер прикинул ходы и выходы, и медленно выговорил:

– Мы выставили посты наблюдения… оперативно выставили, но где? На железнодорожных платформах в сторону города. И не смогли обнаружить агента! Я думаю… - он щелкнул пальцем по трехкилометровке. – Я думаю, «Сталкер» уехал на электричке от Понтонной в сторону Мги – и окончательно оторвался. А как это направление перекроешь? Тут ни сил, ни времени не хватит!

Негодующе фыркнув, Владлен Николаевич присел и облокотился – стол податливо заскрипел. Минцев устроился напротив.

– Ладно!
– в генеральском тоне лязгнула строгая медь.
– Последим за субчиком, понаблюдаем… Может, и поймем тогда, какого мнения американцы обо всей этой истории, и за кого они вообще держат «Сенатора»! – перебрав листки, генерал ткнул пальцем в машинописные строки. – Ленинградский феномен… Жертва опытов на мозге… Экстрасенс… - он остро посмотрел на Минцева.
– Все-таки, «личина»? А, Жора?

Подполковник беспокойно заелозил.

– Ну-у… не знаю, - нахмурился он, соображая.
– Фостер ни в коем случае не стал бы вываливать агенту всю информацию об объекте. Но тут одних намеков хватает, чтобы дыбом волоса! По их мнению, по цэрэушному, выходит, что в Ленинграде орудует некий монстр, вроде Франкенштейна!

– Франкенштейном, Жора, звали не само чудище, а его создателя, - внушил Блеер, наставительно подняв толстый указательный, и забарабанил по столешнице.

– И, ведь, что самое интересное, - негромко сказал Минцев, внимательно следя за отражением генеральских пальцев в тусклой полировке, - наблюдения американцев сходятся с нашими. В самом деле, за «Сенатором» числится куча специальных компетенций – он и фотограф высококлассный, и криптолог, и радиоинженер, и кандидат в мастера по стрельбе из лука… Плюс профессиональная оперативная подготовка, плюс владение китайским и фарси! И вот тут цэрэушники, покумекав, сделали вывод, на который не решились мы: «Сенатор» действительно нечеловек. Ну, можно и другие приставки использовать – зачеловек, сверхчеловек… Единственное, в чем они сомневаются – это природа «Ленинградского феномена». Какова она? Врожденные ли сверхспособности у «Сенатора» или, скажем так, внедренные?