– Ты знаешь, – зажмуриваюсь, – хотел бы я сказать, что мне от этого легче, но на самом деле – ни хрена. Машке это уже никак не поможет. А Натаха… Едва ли до неё дойдёт что-то. Такие не меняются.

– Знаешь, Свят, – смотрит на меня задумчиво друг, – Наташка, конечно, та ещё сука, и её судьба наказала. Но я думаю, что всё происходящее с Машей – это уже твоя карма. Вывезешь – искупишь свою вину, ну а если нет…, – разводит руками.

– Вывезу, – вздыхаю тяжело. – Правда, не знаю как насчёт Вселенной, а вот Машка меня едва ли простит.

– И что ты, готов заранее сдаться?

– Нет, конечно.

– Ну вот и не сдавайся. Делай, что должен, а дальше будь что будет. Покажи Маше, что на тебя можно положиться, а дальше… ей решать. Она тебя любит, а это важно. Теперь у вас ещё и ребёнок, а он здорово объединяет, если ты, конечно, опять не облажаешься.

– Тут ты прав. Я буду очень стараться. Сделаю для них всё, что смогу. И хватит сидеть, давай приниматься за работу. Нужно сегодня всё закончить. Завтра тёща приезжает. Это тоже будет для меня испытанием.

– Она в курсе всего? – прищуривается друг.

– Нет. И пока посвящать её в наши проблемы я не планирую.

Собираем кроватку. Не всё получается с первого раза, но в итоге мы осиливаем эту непростую конструкцию. Вот только на картинке кроватка была с балдахином. И эти кружавчики я точно видел в упаковке. А вот с ними возникает нерешаемая проблема. Как только мы не лепим эти долбанные оборки, ничего не выходит.

Уже собираюсь психануть окончательно, но тут раздаётся звонок в дверь.

– Кто это? – хмурюсь.

– Это Аня приехала, – расплывается в улыбке Гордей. – Я ей дал твой адрес.

Аня приносит пиццу и тут же озаряет нас своим хорошим настроением.

– Ой, как красиво, – замирает над белоснежной кроваткой. – А балдахин почему не повесили?

– Не смогли, – пожимаю плечами.

– Так это же легко. Смотрите. Вот это нужно продеть вот сюда, а это прикрутить сюда.

Пара движений, немного возни и вот всё готово. Видимо, эти штуки специально заточены под женский мозг.

– Ой, теперь вообще прелесть, – складывает руки перед собой Аня.

– Малышечка, а давай тоже малыша заделаем, а? – обнимает её со спины Гордей.

– Нет! – отрезает категорично Аня. – Мы ещё свадьбу даже не сыграли.

– Кстати, – щёлкает пальцами друг. – Свадьба! Мы тебя приглашаем, Свят.

– Спасибо, – выдавливаю улыбку.

Рад за них, но больно от мысли, что Маши не будет со мной. Какое мне может быть веселье?

Кажется, Гордей всё понимает.

– Не кисни, – хлопает по плечу. – Свадьба у нас через месяц. Уверен, Маша к этому времени уже поправится. Так что придёте вместе.

– Спасибо.

Попробую хотя бы помечтать об этом, вдруг поможет?

Я долго плавала в какой-то липкой непроглядной темноте, смутно слышала голоса врачей, меня разрывало от нестерпимой боли и хотелось одного – поскорее остановить эти мучения.

И желанное облегчение вдруг наступило – меня как будто вытолкнуло из тела, и я оказалась невесомой пушинкой.

Я поняла, что могу парить в воздухе… Оглянулась – увидела врачей и… своё тело. Оно было похоже на поломанную птицу. Странно… я посмотрела на свои руки и ноги, которыми я могла легко болтать в воздухе. Вот же я, а кто тогда там, на столе?

То моё тело было настолько неприглядно, что я не захотела смотреть на него. Появилось желание бежать отсюда…

И меня снова вытолкнуло, на этот раз куда-то вверх…

Здесь вокруг всё было белым, как в плотном тумане. Но с одной стороны пелена была менее плотной. С удивлением я увидела свою бабушку. Она сидела у своего деревенского забора на любимой лавочке и щёлкала семечки.

– Внуча, – заулыбалась она приветливо. – Иди, посиди с бабкой, а то скучно мне.

Я присела на край лавочки, с удивлением отмечая, что бабушка умерла, когда я была совсем ребёнком. А сейчас я совсем большая, а мы с ней сидим на лавочке у дома, который давно снесли.

– Ба, – спросила я. – А дома ведь нет уже… А лавочка есть?

– Как нет, – заулыбалась бабуля. – А эт что?

Я обернулась вместе с ней и увидела тот самый дом, который помню больше по фотографиям.

– Ты Клавке-то передай, – это мама моя, – чтобы на кладбище берёзу вырубила. У меня на неё аллергия. Ну её, – кривится бабуля.

– Ба…, – вдруг впервые доходит до меня мысль, что раз я здесь, значит, я уже умерла? – А как же я передам…

– Вот так, – продолжает бабушка небрежно щёлкать семечки, – сейчас посидим с тобой и разойдёмся. Я к себе, а ты к себе.