Он сядет в кресло, расслабится и наконец отдохнёт! — навязчиво повторяется одна и та же фраза.

Нет, она купит ему книжные полки. Стеллажи у него есть, он сам сделал их — всю стену закрыл! — но книг у него больше, чем места на стеллажах: лежат пачки в тёмной комнате.

— Что вам? — неожиданно окликнул её подслеповатый, с очень сильными стёклами, невысокий человек. — Я вижу, вам что-то нужно.

— Кресло, полки…

— Жаль, — пощёлкал языком старичок, — этого сегодня нет. А стол вам не нужен?

— Какой стол?

— Уникальный! — Старичок оживился, расправил плечи, даже ростом стал выше. — Красное дерево, конец девятнадцатого века, вместительный, такого второго нет!

Как же о столе она не подумала? Анатолий работает за кухонным или обеденным столом, карандаши и то негде спрятать.

— Давайте! — выдохнула Катерина. — Беру.

— Да вы посмотрите, вдруг не понравится?

— Понравится.

Пять рублей сверх! И пойдёмте в поднял.

— Согласна. — Катерина раскрыла сумочку.

— Да подождите вы сорить деньгами! Посмотрите сначала.

Старичку очень хотелось совершить всё, как полагается.

Это был старинный, антикварный старичок, артист своего дела. Он любил вещи и хотел, чтобы покупатель полюбил их так же, как любил их он, со сложной и тревожной судьбой прошлого. Он хотел, чтобы над прекрасным произведением искусства поохали и поахали. А Катерина хотела разрушить его радость от встречи со стариной — спешила всучить деньги и забрать стол.

Но, увидев несчастные подслеповатые глаза старинка, наконец, поняла, что должна сделать, и послушно пошла за ним в подвал. А когда увидела, что ей предлагают, — ахнула. В самом деле стол — уникальный: большой, гордый, «породистый», с широким простором поверхности под крышкой для готовых и неготовых Толиных чертежей, с шестью большими, удобными красивыми ящиками в двух тумбах, с мелкими ящичками посередине — для писем, карандашей, линеек, ластиков, чернил, скрепок, с таинственными тёмными знаками-узорами, наверняка что-то значащими, но навсегда теперь неразгаданными. Вряд ли сохранился даже прах великого краснодеревщика — развеян революциями и войнами!

Растерянная, потрясённая, стояла Катерина рядом со счастливым, приосанившимся даже старичком.

Перевезти стол оказалось трудно. Сначала не было машины, а были ребята, готовые тащить любую тяжесть на любой этаж. Потом пришла машина, исчезли грузчики. Выручил старичок-продавец, готовый для Катерины сделать невозможное за то, что она в восторге поохала и поахала над столом! Исчез на несколько минут, оставив её любоваться произведением искусства, вернулся с молодыми ребятами.

— Десятку им, машину оплатишь само собой, — сказал. — Эх, жизнь моя!

В глаза Катерине не глядел, видно, расстроенный тем, что она стол забирает.

Она шла за столом, как за чудом.

В ярком свете он оказался ещё значительнее. Глубокий блеск, благородство, гордая осанка… Это как раз то, что ей в жизни сейчас необходимо. Она поставит стол боком к окну, чтобы Анатолий мог чертить по субботам и воскресеньям при дневном свете. Для вечеров она купит лампу на ножке из красного дерева. Будет ходить в антикварный магазин до тех пор, пока не подберёт именно такого, глубокого цвета и той же породы. Пусть Толе будет удобно.

Стол не для чертежей, над которыми Анатолий корпит ради денег. Она уговорит Толю написать диссертацию и разработать свои открытия — он и через голову начальника сумеет пробить их! И тогда начнётся у Анатолия новая — творческая жизнь.

Только к шести часам вечера стол, наконец, занял предназначенное ему место. Катерина вытерла пыль мягкой суконкой, в ящики настелила бумагу и, полюбовавшись столом от двери, побежала в детский сад за Катюшкой.

За Катюшкой всегда приходил Анатолий, и Катерина не учла, как он испугается, не увидев дочку среди детей!

— Мама, у нас обновка! — Катюшка сразу побежала к столу.

Катерина засмеялась.

— Обновку надевают на себя, а это покупка, это стол, — радостно объяснила Катерина, снова в изумлении замерев перед столом: дома, в ярком свете, он был ещё более величественный и таинственным. Кто работал за ним? Что делал? О чём думал? Счастье или несчастье принесёт стол им? Стол, показалось Катерине, стал членом их семьи в ту минуту, как занял своё место у окна.

— Я положу в ящик куклу, пусть она там спит, как в кровати, — дочка побежала было за игрушкой.

— Подожди, — остановила её Катерина. — Кукле нужен воздух, чтобы дышать. Она задохнётся в ящике. Но самое главное: это папин стол, а не твой и не мой. Понимаешь, папин?!

В эту минуту вошёл запыхавшийся Анатолий.

— Катя! — крикнул он с порога.

— А! — откликнулись обе.

Он был бледен.

— Что случилось? Ты не заболела? Я звонил на работу, ты ушла с середины дня.

— А зачем ты звонил? Ты никогда не звонишь. Один раз звонил, когда купил «Жигули».

— Не знаю почему, мне стало неспокойно. Мне показалось, ты думаешь обо мне. И я испугался.