Коллегу дяди Паши увезли из дома рано утром, и по заводу тут же пошли слухи, что он вредитель, враг народа. «Паша ни на секунду не сомневался в том, что это так, — шептала тетя Шура маме. — Его товарищ, преданный коммунист, верный своему слову и товарищу Сталину. Паша был уверен, что во всем разберутся. Писал во все инстанции, что произошла чудовищная ошибка. Так и вышло. Разобрались. Через три недели отпустили». «Павел не побоялся вступиться?» — спросила тогда мама. «Честному человеку нечего бояться», — уверенно ответила тетя Шура. И Лена повторяла сейчас эти слова как заклинание.

Честному человеку нечего бояться. А она честна перед своей страной. Потому что все, что от нее зависело, она сделала. Единственный ее проступок перед страной и народом — любовь к немцу. Но разве за чувства можно карать, если в остальном она чиста?

— Думаю, не раньше, чем через неделю. А если собираетесь в город пешком, не на транспорте, как минимум три недели.

— Это очень долго, — огорчилась Лена, и доктор как-то грустно улыбнулся этой фразе и заверил, что у нее еще впереди много времени. Он подумал немного, а потом предложил ей прийти к госпиталю через полторы недели.

— По вторникам мы отправляем машину на склад в Дрезден. Я могу попросить шофера взять вас с собой. Если вам не будет страшно, — добавил он, аккуратно подбирая слова. — Вы ведь знаете, где госпиталь, верно? Мы занимаем то же здание. Я читал ваше дело. Вы работали когда-то там.

Эти слова ошеломили Лену, и это не укрылось от внимательного взгляда ее собеседника.

— Вы не знали, что в госпитале были дела всех сотрудников? Архив не был уничтожен. Все бумаги остались на полках. Я узнал вас по фото в одной из папок. Немцы — известные аккуратисты. Они собрали максимум информации на каждого, кто работал в госпитале.

— И где сейчас это дело? — не сумела сдержать своего любопытства Лена, стараясь не впадать в панику при мысли о том, что могло быть внутри этой папки.

— Не знаю, фройлян, — ответил как-то холодно врач, чувствуя в ней перемену настроения. — Как и было приказано, мы отдали все дела в комендатуру.

Мысли о содержании бумаг, которые собрали на нее нацисты, Лена постаралась спрятать в том же темном углу своего разума, где под надежным замком прятала мысли о судьбе Рихарда. Они только тревожили раны, мешали набираться сил, которые Лене сейчас были необходимы как никогда. И в этот же темный угол она отправила мысли о будущем, которое ее ждет.

Здесь и сейчас. Старое доброе заклинание, которым она жила во время войны. Уцепиться за настоящее. Задержаться в моменте. Потому что будущее слишком пугающее и слишком туманное, как ночной кошмар, который хочешь сразу прогнать из памяти.

Лена не сумела восстановиться к ближайшему вторнику, как ни пыталась. Доктор обещал ей неделю, но все сложилось гораздо дольше. Сначала она научилась ходить заново по первому этажу, постепенно укрепляя ослабевшие за дни болезни мышцы. Затем ей покорился задний двор и лес за ним, где она любила гулять, несмотря на опасения Кристль, что там ее «непременно подкараулит кто-то из русских солдат и причинит плохое». После Лена стала ходить до центра Фрайталя и обратно. Правда, вместе с Паулем, который поддерживал при необходимости под руку и, как полагала Лена, следил, чтобы она не «натворила глупостей». Потому что в центре Фрайталя были советские солдаты.

Они стояли на карауле у комендатуры и администрации городка, патрулировали станцию, все еще лежащую в руинах, но принимающую поезда, и улочки городка. Они суетились на складах продовольствия, разгружая и загружая грузовики. Или просто прогуливались по центру Фрайталя, наслаждаясь увольнительными и с удовольствием вступая в диалоги с немецкой детворой, которая частенько любила крутиться вокруг них, надеясь на угощение. Или играли в футбол на заднем дворе госпиталя, все еще в бинтах и с перевязями рук, но неутомимо атакующие полусдутый мячик под возбужденные крики болельщиков, которым игра была все еще недоступна.

Когда Лена увидела первый раз советских солдат на площади городка и услышала их речь, она расплакалась. Стояла и плакала, не в силах обуздать нахлынувшие эмоции при звуках родной речи и таких долгожданных лиц.

Русские действительно были здесь, в Германии. Не было больше нацизма и страха, который кровью и потом победили советские войска. Наконец-то наступил мир, который принес с собой аромат первой зелени и цветов и надежду на что-то новое. Надежду на будущее, которое ждало впереди.

Лена осмелилась поехать в Дрезден только еще через неделю. Ей было стыдно, что она обманула Кристль, сказав, что идет в госпиталь поблагодарить врача за свое выздоровление, но поступить иначе она не могла. Больше шанса ускользнуть из дома у нее вряд ли бы представилось, чем тогда, когда Пауль уехал на очередную встречу со своими соратниками по партии.

— Вам повезло. Машина пойдет где-то через полчаса. Куда вы хотите попасть в Дрездене? — только и спросил ее знакомый уже доктор, когда она показалась на пороге его кабинета и напомнила о своей просьбе. — Солдаты не говорят по-немецки. Скажите мне, а я передам им.