Священник помрачнел. Ее слез нельзя было остановить, она ревела и трясла его за руки, и что-то выпытывала. Но он стоял как каменный, и ничего не мог расслышать. Он твердил свое:

– Нет, я не оставлю ее одну. Я погибну вместе с ней. Но спасу эту невинную душу. Пусть я заблудился, пусть одновременно спасаю и совращаю. Евангельские изречения в моей голове путаются с каким-то другим языком. Бред. Все это бред.

Священник обернулся к Кристине. Она лежала в траве, волосы ее рассыпались по плечам, под задравшимся платьем оголились пухленькие части ягодиц, и вся она содрогалась от рыданий. Что мог он сделать? Как поздно ему приоткрылась створка истины. Но сколько еще закрытых створок. Сколько блужданий во тьме! Тем временем неслись по небу шальные тучи и вот-вот должны были разразиться дождем, но ветер их отгонял в сторону.

Он поднял Кристину на руки, она прижалась головой к его груди и молчала, даже не поправляя волосы, что закрыли ее лицо и рассыпались по его плечам.

Не разбирая дороги, он нес ее по лесным трущобам к своему дому. И не удивлялся нахлынувшей силе, что появилась, как в тот раз, когда он смог отбиться от страждущих его крови людей, от тех безумцев, что нападали на него, и гибли из-за этого. Он ушел с тропы, чтобы стать незаметным для непрошенного взгляда.

В гостиной он разжег камин, расстелил теплую, с терпким запахом, шкуру медведя и раздел Кристину донага. Она была без сознания, и ее тело было изуродовано судорогами. Инесса принесла портняжную иглу, и принялась штопать порванное платье. Но вот она исчезла и уже стояла, замерев, в проходе. Узнает ли она Кристину, которую привела сюда когда-то?

Он растирал тело девушки настоем трав, пока не столкнулся со взглядом, в упор направленным на гостью. Это был взгляд Инессы. Он понимал, что с ней происходит, и краем глаза продолжал следить.

«Почему она смотрит так? Ей передаются мои мысли или нет? Если передаются, то ОН все знает… Нет! Этого не может быть».

Он читал молитвы и укалывал тело Кристины, пытаясь обнаружить отметину Дьявола, но тщетно. Ее тело вздрагивало, покрываясь красными пятнами. Тогда он окропил ее святой водой, перекрестил и пошел готовить пищу.

«Я не мог ошибиться… она общается с Дьяволом. ОН затягивает ее в свое логово. Почему ОН повел ее на кладбище? Мне же раньше был известен подобный случай. Женщина после сношения с инкубом сошла с ума от страсти, никто не смог ей вернуть утраченный разум. И все повторилось с Мартой».

В скором времени до него донеслись вопли. Он нашел Кристину, корчившуюся в судорогах. Кто-то невидимый владел ею и душил. С непрекращающейся молитвой он прошел по комнате, окропляя святой водой все углы. Затем он схватил ее и вырвал из таинственных объятий. И никто не набросился на него, лишь острая боль обожгла щеку и шею – это ее ногти впились ему в лицо до самой крови и прочертили полосы, пока он не схватил ее за запястья. Приложив святой крест к ее груди, он держал его, пока не успокоилось ее тело, и не осталось красного отпечатка креста.

– Изыди! Сатана! Изыди! Изыди! – выкрикивал он, схвативши горевшую головешку, и махал ею, охваченный огнем пожара от искр вспыхнувшего пледа.

Внезапно распахнулись створки окна, и мгновенным огнем охватило комнату – он вытащил Кристину в коридор, вернулся в комнату и начал выбрасывать вещи в окно, из-за которого послышались громкие возгласы, и кто-то пробежал по краю сосняка.

– Дьявол! Дьявол! Дьявол! – слышался в отдалении испуганный крик.

Когда он справился с пламенем, Инесса выглядывала из коридора, ее глаза горели, и не было испуга на ее лице.

Он разбудил Кристину, ощущая руками, как холодеет ее тело. Она глотнула воды и вытаращила на него глаза. В них задержался ужас – она его не узнавала. Только теперь он заметил, что она стоит перед ним вся голая и посинело ее тело. Он стянул с себя сутану и облачил в нее Кристину, другой одежды под рукой не оказалось. Ее тело еще дергалось от учащенного сердцебиения, но дыхание становилось ровнее. Он снова умыл ее святой водой и крестом очертил вокруг линию круга. Теперь можно было перевести дыхание. Он огляделся в поисках Инессы, и минуту спустя нашел ее в другой комнате. Ребенок забился в угол под миниатюрный ореховый столик, и волченком выглядывал оттуда, не шелохнувшись.

Выскочив через задние двери в сад, он нарвал лопухи подорожника, растер его в ладонях и понес в дом. В коридоре никого не оказалось, а Инесса обнаружилась в маленькой комнате на шкуре, где заснула, свернувшись котенком. Нигде не было и оставленного креста. Он прошел по комнате и вдруг услышал крадучийся звук. Тогда он содрал с себя нательный крест, резанул им по венам и закричал обращение к Богу. Шум сзади утих – оглянулся – Инесса сидела перед ним, но ее глаза! Они напомнили ему только одни глаза. Это глаза старухи Агнессы. Он мгновенно понял, что вот так она к нему вернулась, как он потребовал тогда в доме, но вернулась, чтобы забрать чью-то жизнь. Это она кралась, чтобы наброситься на него. Но его кровь на кресте остановила ее. Он побежал в соседние комнаты – в той, где был пожар еще стоял дым, но никого не было. Он бросился к парадному входу, где была приоткрыта дверь.

– Я ж все запирал!

На крыльце стояла Кристина в сутане до пят, она уже спустилась на ступени. Вокруг собрались старухи. Она что-то лепетала языком, как безумная, качая головой. Старухи безмолвными изваяниями застыли вокруг нее. Их даже не смутил вид священника, перепачканного в крови и саже, и запах дыма. Он приложил траву к лицу, разглаживая каждый листок, потом стал затыкать кровоточащую вену – старухи начали перешептываться.

– Стойте! – Я все объясню, – попросил он и вернулся за одеждой.