– Я – это Ты! Тварь! Ты не захватишь мою душу! Ты растворишься во мне как кусок соли, и исчезнешь во мраке!

Распахнув дверь молельни, он поначалу ничего не увидел, глаза еще не привыкли к темноте. Вот на него пахнуло смрадом и он, прикрывшись рукавом, вошел.

В полумраке комнаты, где догорала одна лишь свеча, угадывался тот дьявольский оскал, о котором когда-то упоминали в священных книгах. Свеча свалилась с подсвечника, затухла, по свечение осталось, синее слабое свечение… И Дьявольская личина всплывала высоко под потолком и слабо высвечивала фосфоресцирующим светом. Но его отвлекло шевеление в углу, где угадывалось два силуэта: маленькой Инессы и еще кого-то, в кого она вцепилась тонкими руками-ветками, и душила свою жертву. Распластанное тело под сутаной оставалось недвижимым.

Он бросился туда, и увидел, как уставились на него белки безумных глаз, и услышал гортанные звуки жертвы. Он инстинктивно попытался оттащить безумную душительницу, но руки не слушались. В тот же миг раздался душераздирающий вопль, и кто-то с пола, крысиным, ловким прыжком, запрыгнул ему на грудь. Он сбросил эту тварь и отпрянул к свободной стене. Бесовское создание, снова сжавшись в кулак, приготовилось к прыжку. Дух вселился в Инессу, и это была не она!

Он выставил перед собой крест, загоревшийся как кусок дерева, он стал чертить крестное знамение. Тварь зарычала, испуская пену и вопли. Вот о чем Кристина предупреждала его: «По веткам ползет змея, а мне мерещится рука… По веткам ползет змея».

В коридоре, он крепко прижался спиной к захлопнутой двери, но сила спасения погибающего человека заставила его тут же отворять эту дверь. Но тщетны были его усилия – лишь ручка развалилась в руках как щепоть песка.

«В дверях нет запора изнутри! Как можно запереть?!»

Он отошел назад, и размахнувшись, стал наносить мечом удары по двери, разрубая каждую доску. Дубовая дверь стойко держалась, а меч начал застревать в появившихся щелях. …И зло вышло наружу. Он понял это, когда увидел, как черные мерзкие птицы бросаются на него из небытия. Они не каркали как вороны, они скулили как волки, и он успевал рубить их, но чувствовал всем своим нутром, как что-то движется к нему, облепленное этими птицами. И он пошел навстречу, спотыкаясь о трупы упавших птиц…

Но он увидел совсем другое. Разъяренная тварь с лицом девочки скачет к нему по коридору, держа в руках кинжал – ему удалось отбить первый натиск, но тварь бросалась на него, все пытаясь ранить острым сверкающим лезвием. Он оступился и оказался на полу, перевернулся и, сбросив ее с себя, успел вскочить на ноги. Какая-то сила сорвала его с места, и он оказался в конце коридора. Девочка, одержимая бесом, снова и снова разбегалась на него, тыча кинжалом, оставляющим кровяные следы, и он едва успевал увернуться. Он понимал, что его раны неглубоки, а значит, у него оставалась надежда на спасение!

И он стал отбиваться освященным мечом, размахивая им во все стороны, и выкрикивая слова из Святого писания.

Он вдруг почувствовал, что каждое движение оружием приносит ему новые силы, и неистощимая энергия наполняет его руки. Сомнениям не оставалось места – он боролся с нечистью и готов был увидеть ее в любом обличье. Быстрота движений нападавшей, так его поразившая, сменялась другой угрозой, что затаилась в ее искаженном лице, и в кинжале, зажатом в худых, дрожащих, недетских руках. Он узнал это оружие – кинжал был из дома старухи.

– Ты не ребенок… – проговорил он, и вдруг закричал, что было силы: –Кто ты?!

Но, как оказалось, закричал он сам себе. …И услышал свой крик и нашел ответ.

– Я твой Демон! Я – Демон! – раздавалось эхом по коридору. Это был его крик.

Маленькое чудовище в своем безумном порыве продолжало целиться в него кинжалом. А он, исказив лицо, танцуя непристойные танцы, и разбрызгивая из многочисленных ран свою кровь, орал, что есть силы, называя себя Демоном. Тварь, добежав до него, вдруг свалилась у его ног, и он оторвал ее голову, и бросился с нею из дома. Добежав до оврага, он развернулся и издал душераздирающий вопль. У его ног уже вилась волчиха, скуля и услужливо кружась. Он, намотав волосы оторванной головы на кулак, тыкал в нее этим мертвым оскалом, и она не пыталась увернуться. Вот показалась вся стая. Волки безропотно ползли к его ногам…

Так, в Псалтири Бог говорит праведнику: «…На аспида и василиска наступишь, победишь льва и дракона».

… Угарный запах все сильнее заполнял комнату, Кристина зашлась в кашле, но успела намочить и прижать ко рту тряпку, огляделась – вокруг плыли туманы дыма, сгущаясь и закрывая обзор. Вытянув свободную руку, она как слепая, пошла вперед по комнате, ей казалось, что пальцами она снимает пелену, мешающую что-либо разглядеть перед собой. Она наткнулась на Библию, лежавшую на постаменте, руку вдруг охватил огонь, она отдернула ее от книги, но книга тут же вспыхнула пламенем, как хворост на костре. Рука горела, объятая пламенем. Не ощущая боли, Кристина спрятала ее в одежде, повеяло дымком, и запах горевшей кожи не дал усомниться, что все происходит наяву.

Она выбралась к свету, и когда перед ней распахнулись двери, надрывно вдохнула воздух и потеряла сознание…

Она пришла в себя, когда под слабым светом перед ней смутно замаячила спина священника, склонившегося над кем-то, и смеялся странный лик, отображенный на стене в конце коридора. В глазах все шло кругом, двигались стены, кружились разбросанные трупы птиц. «Это ритуал! Ритуал! Ритуал! Не может быть».

– Нет! – закричала она, обхватывая свои плечи руками.

Но священник даже не обернулся – так он был увлечен происходившим действом и своими призывами к кому-то, лежащему перед ним.