Когда убитый обмяк, Джада, ещё тяжело дыша, отпустила его в вольное плавание. Труп растянулся у её ног, давая крови под собой собраться в лужу. Брюнетка дикими кошачьими глазами смотрела на Альдреда. Тот сохранял внешнюю невозмутимость. Словно всё рассчитал до мелочей. Вряд ли это возможно.

Так или иначе, для самой Верде проделанный трюк показался… напряженным.

– Отлично сработано, – хвалил Флэй.

Смятение как рукой сняло. Одобрение – вот, чего Джаде так не хватало от Альдреда. С тех самых пор, как они ударили по рукам пересечь Ларданы бок о бок. Комплимент Киафа служил ей плотом, на котором она дрейфовала в океане его критики.

Часовых на позициях более не осталось. Флэю и Верде предстоял торопливый спуск на уровень пониже. Туда, где у невольников кипела вовсю рабочая смена. Стук десятков кирок о камень стал громче, ездя по ушам и как будто отдаваясь в груди.

Альдред поймал себя на крамольной мысли: стоит ли вообще овчинка выделки. Его треволнения ловко подхватил Бог Снов. Голосом Мелины стал качать сознание Киафа:

«Мы спускаемся вниз – куда уж ниже? Тебе не кажется, что нам не туда надо?»

«Быть может, и кажется. Но выбора нет. Еду и питьё брать неоткуда. Готов поспорить, за провизию люди наверху до сих пор глотки друг другу грызут, как дворовые собаки. Это уже норма», – рассуждал наследник Сокофона, ведя за собой спутницу.

«Совсем необязательно лезть в самое пекло за куском хлеба», – смутился призрак.

«За жалкий сухарь и правда смысл невелик палец о палец ударить, – соглашался Флэй. – А вот за мясо я и убить готов».

Его первую любовь пробило на смех.

«Убить? За мясо? Тут народу столько! И ты думаешь, они тебя самого на ремни не порежут, если ты где-то оступишься?» – Бог Снов не упустил возможности поиздеваться.

Беспокоился за Киафа. Заметно.

Но Альдреда было не пронять. По крайней мере, так просто.

«Вместо того, чтобы выбивать почву из-под ног, можно было бы и помочь. Подмога твоя сейчас не помешает», – холодно отозвался Флэй.

«Что толку? Я всё равно не расскажу ничего нового, – хмыкнула Мелина. – Ты и так всё знаешь. И тебе уже помогли…»

«Тогда хотя бы не болтай попусту. Выход только один!» – с вызовом бросил ей Киаф Снов.

«Это просто ты видишь один путь, а сам – стоишь на перекрёстке тысяч дорог», – многозначительно съязвил Сокофон, прямо намекая: потомок сам себя ограничивает.

Очередная дешевая божественная провокация. Альдред оставил её без ответа.

Едва спутники спустились вниз, Флэй припал к земле. Отставил руку с открытой ладонью за себя и велел Джаде шёпотом:

– Пригнись.

Брюнетка послушалась его. Укрытые тьмой рудника, они оглядывали округу.

В свете факелов заключенные кололи химерит. Кусочек за кусочком, либо же отламывая от горной породы целую рукотворную отвесную скалу. О правилах безопасности здесь и слыхом не слыхивали. На уровне шум работы и грохот падающих рудных колонн вызывал звон в ушах.

«Меня сейчас стошнит…» – чувствовал Альдред, морщась и поджимая губы. Его мутило не на шутку. Вот только дело до того так и не дошло.

Никто от работы не отлынивал. Казалось, преступники безропотно приняли свою судьбу. Может, они бы и подняли бунт, просто смысла в том не видели совсем. Рудник мог похвастаться размерами поистине колоссальными. В то же время выход из него – всё равно что бутылочное горлышко.

Они цеплялись изо всех сил за жизнь, пускай та больше походила лишь на тень свою. Мятеж влёк за собой хладнокровный расстрел – ничего бы не добились. Отлынивание от невольничьих обязанностей – тоже. Только кирка в руках и остаётся.

Какая бы жизнь ни была, она лучше смерти. На том заключенные между собой и условились, оставляя последнее здоровье в копях. Пыль химерита вызывала у них осложнения на лёгкие. Работа прерывалась только для того, чтобы человек прокашлялся.

Некоторые держались, но и это – до поры, до времени. Отцеубийца тоже должен был отойти на ту сторону в скором времени, как многие, кого он знал. Сам труд умерщвлял заключенных. Клинки и пули наёмников являли собой лишь инструмент сдерживания бездарных потуг ради всё такой же бездарной свободы.

Ведь на поверхности так просто не затеряться. Там они – преступники, которых обязательно изловят и повесят на ближайшем суку.

Их каторга была насквозь пропитана экзистенциальным противоречием. Где смысла нет, человек задает его сам. Тут невольники добывали собственную погибель. И действительно, просто отсрочивали смерть, безнадежно оттягивали неизбежное.

Парадокс. Дорога в один конец. Никто и словом не обмолвился об их свободе.

Чудовищную казнь привели в исполнение, но совсем по-другому.