Инквизитор встал и подобрал с земли карабин. Отошел на безопасное расстояние и наставил на гибнущую химеру оружие. Грифон захрипел, натужно пытаясь заклекотать. Будто бы умолял: «Быстрее! Быстрее!» Драго знал. Знал, что если не прислушается к питомцу, тот еще долго будет мучиться. Мучиться и молить.

Пальцем надавил на спусковой крючок. Заряд эфира врезался в тело грифона, ставя жирную точку в его истории на просторах Равновесного Мира. Химера перестала подавать признаки жизни. Вздохнув тяжко, Драго опустил ружье и отвернулся.

На труп грифона падал свет солнца. Его тело – вплоть до костей – начало осыпаться. Он стал фантомной пылью. Безликим настом пепла, в котором уже не угадаешь, кто это был. Узелац выглядел чернее тучи. Пытаясь совладать с нежданным горем, он повесил карабин на плечо.

Его слух оцарапал голос человека, которого теперь он, мягко говоря, недолюбливал. Капитан в миг порушил тишину, заявив:

– Я и не думал, что ты так прикипел к своему грифону. Прости. Не надо было…

Драго не отвечал.

– Ты… ты же ведь сам говорил, это просто фантом, – будто бы оправдывался Вальдес. По части нужных слов был он неумел подчас.

– Выяснилось, что нет, – вздохнул Драго и посмотрел на капитана растерянно.

Никогда прежде вестанец не видел его таким. Казалось, невозмутимость гервата – это основа его личности. Отнюдь.

Поджав губы, морской волк пошел прочь из лесопосадки. Рамон провожал его взглядом, чувствуя себя хуже некуда.

Манипулятивы отправились наземь. Не глядя даже через плечо, Драго объявил:

– Больше фантомов я укрощать не буду.

День восьмой, до полудня

Туман окутал Восточный Муниципалитет где-то на рассвете. Ровно в момент, когда саргузское солнце раскалилось и залило кипящим золотом землю.

С сезоном дождей водосточная система пока справлялась. На улицах разве что остались грязные ручейки да лужи, больше напоминавшие мелкие озерца.

Едва ли так могло продолжаться вечно: каждый новый ливень ожесточеннее предыдущего. Не ровен час, городские сооружения засбоят.

И тогда в ларданскую столицу, словно по древнему пророчеству о Судном Дне, вернется потоп. Впервые за сотни лет.

Вода испарялась нещадно, способствуя абсолютной влажности. Стало душно, как в мангровых лесах Шумая за Экватором.

Инквизиторам казалось, воздух они не вдыхают, а пьют. По глоточку. Грязный, миазматический, тлетворный.

Дурной привкус гнили и погибели оседал на языке, склоняя к тошноте.

– Эта вонь. Она повсюду. Я даже не знаю, с чем сравнить… – гадала командир.

– Протухшую кровь напоминает, – поделился впечатлениями её правая рука.

К правде альбинос подобрался ближе, чем кто-либо в своих мыслях. Бойцы ощутили смрад, который ни один пленник Черного Мора просто не был в состоянии услышать. Альдред – в том числе.

Такая же примерно вонь поднималась в жару с задворок скотобоен. Как правило, туда в выгребные ямы сливают нечистоты, кровь и потроха, которые не идут в пищу ни людям, ни питомцам. Все это бродит на радость мухам, рождая самые злостные миазмы.

Белая мгла заволокла целые районы Города, отрезая персекуторов от Северных Саргуз. От Ларданского подгорья до береговой линии порта тянулся этот непроглядный заслон. И никак его не обойти было.

Видимость при этом снизилась хорошо если до шагов пятнадцати.

Хваленое зрение культивированных транслюдей в таких условиях не позволяло увидеть врага заблаговременно, если таковой появится.

Обстоятельство заставляло нервничать.

Кьяра Малатеста долго не решалась уйти в марево с утреннего света. Ей было очевидно: это не просто атмосферное явление, а аномалия. Причем – не от мира сего.

– Здесь его быть не должно. Не сейчас. Жара ж ведь стоит. Навряд ли из Долины с торфяников принесло дымку, – рассуждала она вслух.

– Я не припомню, чтоб такое приключалось в Саргузах раньше, – отвечали ей. – Летом – так точно.

В этом-то и проблема. Но не только.

Нос её даже сквозь арлекинскую маску щипало, порождая зуд подобно промышленной пыли. За резями следовало раздражение глаз, и без того кроваво-красных. Они чесались неимоверно. Сколько ни три, свербеж не прекращался.