Шрифт:
С сожалением я приподнимаюсь с кровати, мягко провожу костяшками пальцев по макушке и, дабы не искушать себя, спешно выбираюсь с постели, готовый сорваться с этого места в любой момент.
Холодный пол отрезвляет сонный мозг, и я уже почти дохожу до дверного проёма, хватаюсь за ручку, как слышу хриплое за спиной:
— Куда ты едешь?
Сердце замирает в груди и резко падает камнем в ногах, я внезапно лишаюсь возможности дышать. И думаю, что мне это всего-то мерещится.
— Ты уходишь.
Раздаётся опять её голос, и я чётко понимаю, что это не плод моего сознания, это реальность.
Упираюсь лбом в гладкую поверхность двери и выдыхаю болезненно, ощущая, как внутренности сжимаются от боли.
— Я причинил тебе боль…
…Девочка моя.
Последнее произношу мысленно, потому что теперь она не считает себя моей.
Но мои слова не вспыхивают между нами сухой травой от одной искры, хоть так и было бы правильно. Она имеет право на ярость и гнев. Но вместо этого я слышу совершенно другое:
— Твоя спина… Она вся в ранах…
Удивление так ярко отражается в её тоне, что я на автомате выдаю, даже не поворачиваюсь:
— Пришлые…
— Они здесь? — испуг настолько живой, что я спешу я её убедить в обратном, по-прежнему боясь развернуться к ней:
— Нет… нет… Мы нашли портал к ним в местном лесу. Я сам ухожу к ним.
— Днём?
Тихо спрашивает она, и я отвечаю:
— Днём.
— И ночью приходишь?
Спокойно спрашивает она, и я отвечаю:
— И ночью прихожу.
— Ко мне?
Со страхом спрашивает она, и я отвечаю:
— К тебе.
Вынужден признать, что привязан к ней невидимой нитью, что не разорвать, как бы я ни пытался.
Но она не плачет и просит меня этого больше не делать. Нет, наш странный диалог опять меняет свою тему после пары минут молчания:
— Больно?
Она спрашивает о ранах, понимаю я и сглатываю. Совсем не готовый слышать подобный вопрос в свой адрес.
Мотаю головой, сдерживая эмоции, но тут же понимаю, что в полумраке комнаты ей мало что возможно разглядеть, и произношу на выдохе громко и грубо:
— Нет.
— А мне больно… — тихонько признаётся она, и мои колени не выдерживают меня, я хватаюсь руками за деревянную раму и сжимаю зубы, чтобы сдержать себя.
— Мне так больно, Садэр… — моё имя с её уст звучало по-особенному всегда, и сейчас я не в силах удержаться и поворачиваюсь к ней лицом. — Вот здесь…
Аккуратные ладоши ложатся на грудь, что прикрыта светлой тканью.
— Мне здесь так больно.
Признаётся она сухими губами, а глаза блестят от непролитых слез.
— Так болит, что сил терпеть больше нет. Почему так, а?? Почему закрываю глаза и вижу тебя, почему открываю и опять вижу тебя? Только ты и повсюду, почему?
Её слёзы меня душат, я не в силах их видеть и не иметь возможность вытереть своими руками, поэтому резко поворачиваюсь и хватаюсь за ручку двери с желанием побыстрее найти Фаарата и попросить у него что-то успокоительное для неё.
Но не успеваю сделать и шаг, как слышу возню за спиной и грохот падающего тела на пол, как и крик отчаяния:
— Не уходи!!!
Прежде чем понимаю, что происходит, я уже наглухо закрываю дверь, отрезая нас от целого мира, и бросаюсь к ней.
Запутавшись в простынях и обессиленная от лекарств и эмоций, Давина упала на пол, и я, забыв обо всем, опустился на колени перед ней и бережно обнимаю за плечи, которые за последнее время стали ещё хрупче.
Мне просто хочется её успокоить и уложить в кровать, но она хватается перебинтованными руками за мои и шепчет сквозь плач:
— Что ты сделал со мной?
Я не могу ответить ей на этот вопрос, потому что не раз задавался им на счёт неё.
Громко всхлипнув, она внезапно падает головой на мою грудь, и я испуганно обнимаю её, слыша девичий голос:
— Я так сильно хотела тебя ненавидеть. Так сильно хотела сделать тебе так же больно, как и ты мне, хотела ударить по этой груди. Кричать, проклинать. Но ничего не получается, почему?
— Потому что ты чистое создание. Без зла и дурных умыслов, ты не можешь ненавидеть, ведьмочка.
Выдыхаю я, уткнувшись носом в её макушку.