Первый утренний солнечный луч проник в окно. Начался новый день.

Начался новый день. Внутри Йозгата, казалось, все еще царил хаос. Грас задавался вопросом, не разразилась ли гражданская война среди ментеше. Они открыли пару боковых ворот и пересекли ров по сходням, чтобы совершить набег на аворнийские заводы вокруг города, но не организовали тотальную атаку, которой он опасался. Может быть, они могли видеть, что такое нападение было безнадежным, независимо от того, насколько они были влюблены в Изгнанного.

Это — ну, это и некая вороватая обезьяна — оставили Скипетр Милосердия в руках Граса.

Он уставился на талисман в… благоговейный трепет был единственным словом, которое пришло ему в голову, но оно показалось ему слишком мягким. Рельефы на золотом посохе были настолько прекрасны, что он не понимал, как какой-либо чисто земной, просто человеческий ремесленник мог придать им форму. Они показывали богов на небесах с живостью, интимностью, которые должны были говорить о личном знании — и как мог простой ремесленник-человек надеяться достичь этого?

Большой синий драгоценный камень на вершине Скипетра сиял и искрился своей собственной жизнью. Грас не мог представить сапфир такого размера. Кроме того, цвет был неподходящим для сапфира, а ни один сапфир — более того, ни один известный ему земной драгоценный камень — не обладал таким внутренним огнем. Откуда он мог взяться? Вероятно, из того же места, что и это сокровенное знание богов.

Откуда бы он ни был взят, посох явно был из чистого золота. А посох из чистого золота такого размера должен был бы сделать Скипетр Милосердия намного, намного тяжелее, чем он был на самом деле. Как монкату вообще удалось вынести его из Йозгата? Очевидно, без особых проблем. И Грасу не составило труда поднять его. Когда он это сделал, на самом деле, казалось, что он вообще ничего не весил.

Ланиус что-то говорил об этом. Грас почесал голову, пытаясь вспомнить. Для тех, кто хотел использовать его правильно, Скипетр был светом — он сам становился светом. Те, кто поступил бы с ним иначе, вообще не смогли бы поднять его. Сам Изгнанный так и не нашел способа владеть им.

Иметь его было одно. Владеть им… Но почему он позволил себе попасть в его руки, если не для того, чтобы он владел им? Есть ли у меня сила? Грас задавался вопросом. Могу ли я это сделать? Должен ли я это сделать?

Он колебался. Но если у него не было сил, почему он — и Ланиус, и Королевство Аворнис — прошли через так много, чтобы достичь этого момента? Если эти годы усилий и имели какой-то смысл, так это то, что он должен был владеть Скипетром Милосердия.

Он махнул Скипетром на юг, к Арголидским горам, к Изгнанному. Он все еще казался легким, как перышко, в его руках, что ободрило его. Это то, что я должен был делать, подумал он. Он поворачивал драгоценный камень так и этак, словно лозоходец, ищущий воду.

И, как лозоходец чувствовал, где копать колодец, так и Грас знал, в какой момент он нацелил Скипетр Милосердия на изгнанного бога. Сила потрескивала в его руках, как будто поблизости ударила молния.

Волосы у него на затылке встали дыбом, также как если бы он оказался в эпицентре грозы. Во сне он знал, что Изгнанный был силен. Но он никогда не понимал, насколько силен был Изгнанный во сне. Теперь король столкнулся с ним, сохранив все свои способности, и был поражен тем, что он натворил в тех снах.

Вместе с этой поразительной силой он оценил меру ненависти Изгнанного — к нему, к материальному миру, к небесным богам, которые низвергли его в этот мир. Но под этой ненавистью Скипетр также показал ему страх Изгнанного.

Если бы он не знал об этом, ему было бы трудно поверить, что это было там, потому что его собственный страх тоже был велик. Но откровение Скипетра помогло ему набраться смелости. "Теперь мы встречаемся, пока я бодрствую", - сказал он.

Что, если мы сделаем? угрюмо спросил Изгнанный. Грас не мог слышать его так, как слышал во снах, но без проблем понял, что он имел в виду. Ты вор. Вы не придете к тому концу, к которому стремитесь, что бы вы с этим ни делали. Я говорил вам то же самое раньше, и говорил искренне.

Грас думал, что Скипетр Милосердия даст ему знать, лжет ли изгнанный бог. Сейчас он этого не понимал. Он пожал плечами. Насколько это имело значение? Далеко не так сильно, как удержание Изгнанного в каких-то разумных пределах. "Услышь меня", - сказал он, и Скипетр убедился, что Изгнанный действительно услышал его.