— Естественно, мы попытались связаться. Ответа не последовало, — добавляет Макс.

— Его и не могло быть, — отзываюсь я через пару секунд, все еще не в себе после новости. — Навряд ли у Лурдес оставалось время завершить обновление системы связи. Когда… Как давно сообщение было получено?

— Десять дней назад, — отвечает Донован. — Почти наверняка передавать его начали раньше, но мы не сразу додумались проверить старый канал экстренной связи.

Пока кто-то где-то не поверил хотя бы этой части моего рассказа.

Десять дней.

— Вы считаете, он еще жив, — произношу я.

Я бросила их. О боже, я бросила их. Мысль продолжает биться у меня в голове.

Но если они были живы, почему же я их бросила? Как я могла так поступить? И если я оставила их живыми, почему вижу Кейна, как Лурдес и Воллера? Впрочем, мои видения с ним постоянно меняются, в отличие от одних и тех же появлений девушки и пилота. А Нис и вовсе ни разу меня не посещал. Хотя последнее можно было бы объяснить тем, что системщик даже после смерти сохранил склонность к уединению.

— Вполне возможно, — осторожно отвечает Макс.

— Или же, — наконец-то подает голос Рид, — мистер Беренс записал сообщение еще до вашего бегства, до того как вы решили подчистить хвосты.

Меня охватывает неодолимое желание наброситься на него, скинуть со стула и что есть силы врезать ему по роже. Руки машинально сжимаются в кулаки, и я даже воображаю боль в разбитых костяшках. Проживание в течение многих лет в интернате «Верукса» кое в чем все-таки пошло мне на пользу — в первую очередь в усвоении, порой весьма болезненном, жизненного принципа не причинять вреда другим, но при этом уметь за себя постоять.

Тем не менее меня останавливает страх. Не перед Ридом, разумеется. И не перед санитарами и их шприцами. Меня пугает, что Макс может передумать.

Я не хочу возвращаться на «Аврору». От одной лишь мысли об этом у меня возникает ощущение бесконечного падения сквозь космос, тошнотворного кувыркания без всякой надежды ухватиться за что-нибудь и остановить полет в бездну.

Но если Макс отзовет свое предложение, если меня оставят здесь, в то время как совсем чужие люди будут искать выживших — мою команду…

— Я согласна. — Собственные слова воспринимаются сущей бессмыслицей, какими-то нечленораздельными звуками из гортани.

— Хорошо. — В голосе Донована звучит удовлетворение — и, как ни странно, едва ли не гордость за меня, сродни родительской. — Вы поступили правильно.

Я слышу такую оценку уже во второй раз. Остается надеяться, что хоть сейчас она окажется верной.

— И вы будете не одна. Мы с Ридом будем присматривать и в меру своих сил обеспечивать безопасность, — добавляет Макс.

— Мы будем следить, — вторит ему младший следователь, хотя этот-то скорее предостерегает, нежели подбадривает.

Впрочем, я едва ли обращаю внимание на их слова и качаю головой.

— Но я ни за что не бросила бы Кейна. Или Ниса. Никого из них. Только не по собственной воле.

Макс подается вперед и похлопывает меня по плечу.

— Навряд ли кто из нас способен сказать наперед, как поведет себя после всего, что довелось пережить вам. На «Авроре». — Он чуть понижает голос. — И на Феррисе, Клэр. Нечего стыдиться спасения. — В его улыбке мне видится деликатное сострадание.

Вот только стыдиться определенно есть чего. Боже, еще как есть! Капитан теряет свой корабль. Всех бросает. Да своим спасением я нарушила каждый пункт негласного кодекса руководителя! Равно как и семьи. И в довершение ко всему ни хрена об этом не помню!

Может, именно поэтому и не помню. Потому что не хочу.

От этой мысли меня заливает краской.

— Вскоре я сообщу вам остальные детали. — Донован хлопает меня по плечу в последний раз и встает, его потертые туфли при этом издают жалобный скрип.

Рид следует его примеру и убирает миниатюрный динамик, а затем взмахом над столом отключает невидимую клавиатуру.

Оба мужчины уже направляются к выходу, когда я окликаю:

— Макс!

Он оборачивается и вопросительно вскидывает брови.

— Если я собираюсь вернуться на «Аврору», мне нужно… — Облизываю пересохшие губы, ощущая привкус едкой рвоты. — Мне нужно, чтобы вы велели им поменьше пичкать меня препаратами. — Я киваю на стоящих неподалеку санитаров. Только благодаря медикаментозной подушке, притупляющей эмоции и затуманивающей мысли, я и выдерживаю. Однако из-за горы пилюль и периодических уколов, пускай даже они и облегчают боль существования, я превратилась в замедленную, тусклую и более сговорчивую версию себя самой.