В колонках газеты «Матен де Пари» Франсуаза Саган также пожаловалась на то, что ей самой пришлось оплачивать счет за гостиницу — 12 тысяч франков, — хотя ей пообещали, что все расходы возьмет на себя фестиваль. Но она утверждала, что не располагает такой суммой, запрашиваемой дирекцией отеля «Карлтон». Кроме того, организаторы фестиваля отказались оплатить ее счет за телефонные разговоры, составляющий 2 тысячи 759 франков. На следующий день «Матен де Пари» опубликовала ответ на жалобы Саган: фестиваль не брал на себя обязательства оплачивать вышеозначенные расходы, речь шла только об экстренных случаях. Потом Фавр-Лебре вынужден был объясняться по поводу этой темной истории с «давлением», о которой говорила писательница. Его речь выглядела малоубедительной: «Если бы я в течение тридцати двух лет существования фестиваля позволял себе подобное, это давно стало бы известно! Я только сказал членам жюри: на фестивале будет вручение «Пальмовой ветви», надо, чтобы выбранный фильм пользовался широчайшей поддержкой прессы и зрителей». В следующие дни все участники фестиваля получили возможность высказаться. У Анатоля Даумана, продюсера фильма «Жестяной барабан», не было и тени сомнения в том, что «господин Фавр-Лебре несколько раз пытался повлиять на исход голосования, стараясь любой ценой отстранить фильм «Жестяной барабан», который, по его мнению, не сможет собрать достаточную международную аудиторию, необходимую для престижа фестиваля». Из членов жюри только четыре человека согласились обосновать свою точку зрения, остальные предпочли промолчать. «Я испытываю крайнее смущение по поводу заявлений этой персоны, которая семь месяцев назад рассталась со всеми с громкими поцелуями и объятиями», — иронизировал Р.М. Арио. Последний больше всего был «шокирован» неким заговором, который замыслила Франсуаза Саган с Джо Дассеном и Серхио Амидеем. «Поклянитесь, что не будете голосовать за фильм Копполы», — попросила она нас, хотя большинство еще колебались. Ни на каком этапе не было подтасовки фактов. Утверждать противоположное было бы безумием». Морис Бесси заявил, что это резкое выступление смахивает на махинацию. Он считал, что Франсуаза Саган пришла в восторг от фильма «Жестяной барабан» и совершенно не восприняла «Апокалипсис», но особенно ей было досадно, что к ее голосу не прислушались. Действительно, по его словам, вначале большинство склонялось к фильму «Жестяной барабан». Но, вероятно, члены жюри думали: «Если «Апокалипсис» уедет из Канн без главного приза, это будет ужасная пощечина для американского кино и для Копполы, который, хотя и имел уже награды, рисковал своим именем». Бесси заключил, что «Франсуаза Саган действовала очень искренне, но немного неловко». Что касается Серхио Амидея, то он в стане обвинителей: «Это правда, что члены жюри постоянно испытывали давление со стороны продюсеров, средств массовой информации. Франсуаза Саган в первый раз попала в жюри и была ошеломлена этой атмосферой, когда оценивают не только фильм, но и все остальное». Луи Гарсиа Берланга вообще ничего ненормального не заметила: «Наоборот, мы все знали, что дирекция фестиваля сделает все возможное, чтобы американский фильм получил «Пальмовую ветвь».

Франсуазу Саган совершенно несправедливо обвинили в том, что она спровоцировала такой скандал для рекламы своего нового романа. «Из всех низостей, которые были произнесены, эта самая гадкая…» — заявила она. В конечном счете эта история была бурей в стакане воды, и через несколько дней о ней уже больше не говорили.

Организаторы фестиваля обвинили Франсуазу Саган в злбупотреблении полномочиями председателя жюри, потому что не знали, вероятно, что три года назад она мужественно бросила пить. Передав рукопись сборника «Шелковый взгляд» своему издателю, она срочно легла в клинику. Некоторые ее одноклассницы утверждали, что Франсуаза много пила уже с шестнадцати лет. Потом она продолжила, очевидно, бравируя перед ордами журналистов, которые преследовали ее после получения «Премии критиков». Действительно ли виски помогал ей лучше пережить депрессию? Со временем звон кусочков льда в бокале с алкоголем стал частью легенды о Саган, так же как любовь к скорости и ночным барам… Франсуаза Саган никогда этого не отрицала, наоборот, говорила: «Очарование алкоголя состоит в том, что он уводит нас в детство, к нескончаемым дурацким дискуссиям о Боге, о жизни, о смерти. Алкоголь — это своеобразный кокон, которым люди отгораживаются от жизни. Это способ защиты, который выбирают в основном те, у кого слабый характер». Но в течение последних нескольких месяцев романистка не могла выпить ни стакана спиртного, не испытывая при этом ужасной боли. На консультации она узнала, что затронута поджелудочная железа и необходимо срочное хирургическое вмешательство. После операции Франсуаза Саган успокоилась — опухоль оказалась доброкачественной. Однако отныне алкоголь ей был категорически запрещен. Придется жить без «кокона», и такая перспектива ее совсем не радовала. «В сущности, это было очень приятно, — вздыхала она. — Без спиртного ум остается удивительно ясным. Очень жаль. Чтобы писать, алкоголь необходим, он придает уверенности, способствует появлению новых идей… Когда я бросила пить, то поняла: все, что я написала, ничего не стоит, и я все рвала». Отказавшись от этой вредной привычки, она радикально изменила свой образ жизни, стала меньше выходить в свет, больше работать. Вот почему роман, который она собиралась опубликовать, получился более объемным (триста страниц), чем предыдущие. «Я перенесла довольно неприятную операцию на поджелудочной железе и совершенно не могу потреблять алкоголь, иначе я сорвусь, — говорила она Пьеру Демерону. — Как видите, я пью кока-колу. Теперь все кончено: гулянки, ночная жизнь. Поскольку нет больше праздника, который играл в моей жизни такую значительную роль, у меня будет больше времени для написания романов. И теперь, вместо того чтобы проводить вечер в ночном кабаре, я работаю».

Так, за две недели до выхода фильма «Голубые бокалы» в афише уже упоминался роман, который должен выйти в издательстве «Фламмарион» в апреле 1977 года. Его название, «Смятая постель», было позаимствовано из поэмы Поля Элюара:

Франсуаза Саган начала писать роман «Смятая постель», где действовали два главных персонажа: Беатрис Вальмон и Эдуар Малиграс. Несколькими годами раньше, в произведении «Через месяц, через год», эти герои пережили краткосрочный роман и расстались. Беатрис, тщеславная актриса, предпочла молодого драматурга, театрального продюсера. Между тем молодой провинциал завоевал Париж своими авангардистскими пьесами. Он по-прежнему любит Беатрис, и она вновь возвращается к нему, все так же демонстрируя свои амбиции, свою любовь к мужчинам и страсть к измене. Случается иногда, что Беатрис отдается молодому актеру-дебютанту, мускулистому моряку или фотографу, — это не имеет значения: она, как и раньше, привязана к нему. Эдуар, талантливый драматург, превосходно справляется с ролью рогоносца, в этом его сила. Он не требует, чтобы Беатрис оставалась ему верна, он не хочет быть в ней уверен. Он предпочитает любить недоступную звезду. «И в это я верю, — комментирует Франсуаза Саган. — Если вы вступаете в близкие отношения с кем-то и вас бьют или вы бьете, то это оставляет неизгладимое впечатление [25] .

В первый раз персонажи Саган проявляют интерес к своей профессиональной карьере. В прежних романах они характеризовались лишь теми чувствами, которые испытывали. Времена меняются, и стиль Саган тоже. «Прошли времена Расина, — говорила она. — Сегодня люди слишком заняты заботой о хлебе насущном, вот почему трудно написать роман о правдивой, искренней истории любви, если не ощущаешь в них этого постоянного усилия, чтобы жить, чтобы потреблять». Помимо прочего, в этом повествовании содержится несколько сексуальных сцен, нетипичных для ее творчества. Прежде ее герои стыдливо натягивали одеяла на свои обнаженные тела. Так, ненасытная Беатрис и ее верный любовник опускаются до самых грубых чувств в проявлении любви: «Он слегка повернул голову, и тут же губы Беатрис нашли его губы, он перестал бороться с собой, распахнул пунцовый пеньюар, ни на секунду не удивившись, что под ним ничего не было, и приняв это как должное, хотя еще час назад умер бы, представив такое. И тогда, прижав ее к стене между двумя зелеными и равнодушными растениями в кадках, он овладел ею…» [25] .

Мнение критиков оказалось неоднозначно! Луи Пауэле из «Фигаро-магазин» нанес удар ниже пояса: «когда у Виктора Гюго спросили, что он думает по поводу романа, написанного некой дамой, он ответил: «Лучше бы она связала себе что-нибудь». Вот, к сожалению, мое впечатление о последнем романе Саган». Мнение Габриэль Ролен из «Монд» прямо противоположно. Она считает, что «Смятая постель» —» возможно, лучший роман Саган. «Ее последние книги, — пишет она, — «Синяки на душе» и «Неясный профиль», навевали мысли о меланхолии. Сегодня интеллигенция широко расправляет крылья, не останавливается на самоанализе, избегает самолюбования, чтобы лицом к лицу встретить смерть, болезнь, одиночество». Робер Кантер, читая роман, подумал о Расине: несмотря на несколько одурманивающую атмосферу смятых простыней, можно сказать, что это наиболее «расиновский» роман из всех произведений Франсуазы Саган. Его собрат по перу Жильбер Ган склонен считать, что роман больше ассоциируется с Фейдо: «Фейдо был бы ошеломлен обилием подобных сцен, когда героиня прогуливается нагишом и попадает в объятия к мужчинам, будь то на ковре, на палубе корабля или в стогу сена». Матьё Гале сохранил всю свою нежность к романистке, поскольку он наблюдал ее восхождение в литературе. «Несмотря на двенадцать романов, она остается маленькой Саган, какой мы ее знали в начале пути, а потому мы должны быть к ней более нежны и менее требовательны, чем к другим», — писал он. Прием публики был восхитителен: «Смятая постель» с апреля стала одной из самых продаваемых книг и сохранила эту позицию в течение месяца, опередив следующие произведения: «Ногу» Жана-Луи Бори, «Луизиану» Мориса Денюзьера и «Французскую болезнь» Алена Пейрефита.

Кино, литература… Франсуаза Саган работала без передышки, но этого недостаточно, по мнению требовательной Мари Белль, которая надеялась, что автор «Скрипок, звучащих иногда» опять подарит ей новую пьесу, и как можно быстрее. Под таким давлением Франсуаза Саган начала делать первые наброски в записной книжке, а продолжение надиктовала своей секретарше Изабель Хельд. По прошествии четырех недель пьеса была написана. Она не поверила своим глазам: «Я как курица, которая снесла на дню на одно яйцо больше и с удивлением вопрошает: «Что же такое происходит?» У меня создается впечатление, что я становлюсь рупором. Что до моих персонажей, то у меня не было времени привязаться к мим. Я едва с ними знакома. В романе мне всегда немного жаль с ними расставаться. Здесь, наоборот, они живут как будто на расстоянии от меня». Саган подумывала о том, чтобы назвать свою пьесу «Нависшая гроза», но потом вспомнила, что так называется пьеса драматурга Эдуара Малиграса в «Смятой постели». Тогда она решила позаимствовать название картины у художника Магрита — «Хорошая погода днем и ночью» («Il fait beau jour et nuit»). На этот раз к тексту пьесы не пришлось ничего добавлять, как это случалось прежде. Наоборот, «Хорошая погода днем и ночью» будет укорочена, по крайней мере на полчаса. В апреле Франсуаза Саган и постановщик Ив Бюро принялись за работу. Генеральная репетиция была намечена на 18 октября на сцене театра «Комеди» на Елисейских полях, который возглавлял Ги Деко, так как в театре «Жимназ» фантазер Колюш имел такой успех, что Мари Белль решила продлить показ его спектаклей до осени.

Вот уже семь лет, как Франсуаза Саган не появлялась в театре. В последний раз это было в 1971-м в театре «Ателье», когда она ставила свою версию пьесы «Сладкоголосая птица юности» Теннесси Уильямса, своего большого друга. В пьесе «Хорошая погода днем и ночью» два акта, три смены декораций и шесть персонажей, представителей деловой буржуазии. Все они переживают кризис. Главную героиню зовут Зельда. Она происходит из богатой фламандской семьи потомственных сталелитейщиков. После того как героиня устроила пожар в своей квартире, ее поместили в интернат. Во втором акте мы видим, что она больше не хочет возвращаться к своему супругу. Последняя сцена происходит в загородном доме этой супружеской пары, которая никак не может выяснить свои отношения. Здесь все встречаются для заключительного объяснения. Роль Зель-ды исполняла Анна Карина. Ее героине тридцать четыре года, у нее слабые нервы. Ее муж Этьен и ее сестра Дорис едут за ней в швейцарскую лечебницу, где она провела последние три года своей жизни. Другие действующие лица: Том, муж Дорис, Лоране, молодая любовница Этьена, и Поль, лодочник, которого Зельда встретила во время лечения и который стал ее любовником. «Все эти персонажи — вычурные, и я написала эту историю с поразительной легкостью. Любопытно, но здесь и намека нет на мораль. Думаю, это моя лучшая пьеса». Автор призналась, что в этой пьесе ее восприятие драматургического искусства ничуть не изменилось. По ее словам, артисты без устали проигрывают одни и те же истории, и по-прежнему их волнуют одни и те же вопросы. В данном случае речь идет о хрупкости человеческих чувств, об одиночестве, о стремлении от него избавиться.

Репетиции в театре «Комеди» на Елисейских полях проходили очень бурно. Ив Бюро считал, что от него ускользает смысл мизансцен. Франсуаза Саган не выходила из театра и давала разъяснения. 16 октября, после пяти недель репетиций и за два дня до генеральной, как на сцене, так и в зале царила полная неразбериха, режиссер и автор не могли прийти к единому мнению. Ив Бюро не выдержал и покинул сцену, заявив, что не в силах вынести характер Франсуазы Саган, и потребовал, чтобы его имя было вычеркнуто из афиши. «Если сочинитель произведения не согласен с режиссером, последний должен уступить свое место, — сказал он. — Я испытал разочарование, поскольку пьеса оказалась не тем ребенком, которого я ждал. Это не мой ребенок. Тем не менее я хотел бы, чтобы директор театра — а он мой друг — согласился, что права Саган, а не я. Хотя это не доказано». Эта новость тут же облетела небольшие театральные круги Парижа. Люди говорили, что Саган и Бюро то и дело обменивались «любезностями». Но режиссер категорически опровергал эти слухи: «Мы ничего не могли сказать дурного. Мы просто давно уже не разговариваем». Автор по-своему интерпретировала факты: «За два дня до генеральной репетиции все шло хорошо. Но в тот день я увидела, что все испортилась, стало скучным, рыхлым».