1090-е стали десятилетием борьбы. Поначалу инициатива была за валлийцами. Бунт против нормандцев начался на севере, где его возглавил Кадоган ап Белетэн, сын Белетэна – единоутробного брата и преемника Гриффида ап Лливелина. Восстание ширилось, и в 1094 году пали замки Гвинеда, Кередигиона и Диведа. Власть Гуго отодвинули за пределы Конуи, и полностью она уже не восстановилась. Ситуация была настолько серьезной, что дважды – в 1095 и 1097 годах – здесь появлялся сам король Вильгельм Руфус. Однако валлийцев не удавалось втянуть в сражение, и значительных успехов он не добился.

В конце концов нормандцы восторжествовали. Победу обеспечили лорды марки. В 1098 году Гуго объединился с Гуго де Монтгомери, графом Шрусбери. Вместе они двинулись вдоль северного побережья Уэльса, оттесняя людей Гвинеда и Поуиса во главе с Кадоганом ап Белетэном и Гриффидом ап Кинаном. Оба валлийца вовсе не были естественными союзниками, однако объединились, поскольку нормандцы находились всего лишь за проливом Менай, отделяющим остров Англси от Уэльса. Тем не менее наступление остановить не удалось, и Кадоган с Гриффидом были вынуждены бежать на другой берег Ирландского моря.

И все же успех нормандцев был частичным и недолгим, поскольку именно в этот момент в 1098 году у берегов Англси появился неугомонный король Норвегии Магнус III Голоногий. Магнус пошел по стопам своих предков-викингов, которые долгое время господствовали в Ирландском море, захватив Дублин, Мэн и другие острова. Приплыв из Норвегии, король сначала завоевал Мэн. После этого естественной целью оказался Северный Уэльс – особенно в свете недавней нестабильной политической ситуации в регионе. Но как только корабли Магнуса подошли к берегу, начался бой с нормандцами, охранявшими побережье. Наши источники дают противоречивые сведения об этом сражении, однако большинство согласно с тем, что Магнус сразил Гуго де Монтгомери копьем, которое метнул с палубы своего корабля. Нормандцы пришли в замешательство, но норвежцы не сумели воспользоваться преимуществом. В распоряжении Магнуса было всего шесть кораблей, и он, возможно, был уже измотан. Поэтому норвежский король вернулся на Мэн, а люди Гуго де Монтгомери – в Шрусбери, где 17 дней спустя похоронили графа.

Гуго д'Авранш также возвратился к себе в Честер. Остров Англси располагался слишком далеко от Честера и Рудлана, чтобы его можно было надежно подчинить. Местное население оставалось верным своим правителям, и так продолжалось до XIII века. Поэтому Гуго связался с Гриффидом и предложил восстановить его на троне в обмен на подчиненное положение. Аналогичные соглашения заключили и в других местах: Кадоган получил земли в Поуисе и Кередигионе, став вассалом нового графа Шрусбери – Роберта де Беллема.

Такие договоренности стали значительным шагом назад по сравнению с теми амбициями, что были у нормандцев в прежние годы. Однако не стоит ставить на них клеймо неудачников. Такие люди, как Гуго и Роберт, стремились к славе и богатству и были готовы использовать все средства для их получения. Восстания 1093 года продемонстрировали пределы власти нормандцев. Гуго был рад не нести больше потерь и остановиться на достигнутом, сохранив за собой определенное влияние.

В любом случае Гуго недолго оставалось жить в этом мире. В конце 1100 или начале 1101 года он заболел и, чувствуя близость конца, принял монашеский обет. Графа ярко описывает Ордерик Виталий, составлявший хронику в монастыре Святого Эвруля в Нормандии в 1130-х и 1140-х годах. Ордерик вырос в марке, поэтому хорошо знал владения Гуго. У него также имелся прямой источник информации в лице брата Роберта Рудланского, который был монахом в монастыре Святого Эвруля. Согласно Ордерику, Гуго был выдающимся владетелем в державе Завоевателя (небольшое преувеличение) и «любителем бренного мира и мирского великолепия» (без преувеличения). Также граф был великим воином, который всегда смотрел опасности в лицо, человеком необычайной щедрости и ценителем роскоши. Здесь мы видим идеальные черты нормандской аристократии пограничной марки – храбрость, щедрость и joie de vivre [35] {263} . Эти качества отражены в прозвищах, которые заработал Гуго: для одних он был Гуго Толстым, для других – Гуго Волком. Как показывает его поведение на смертном одре, граф также был одержим благочестием. Но амбиции графа могли соперничать только с амбициями его двоюродного брата Роберта Рудланского, «гордость и жадность» которого вели к «безудержному грабежу и резне» (по крайней мере, так выразился Ордерик) {264} .

Особенность достижений Гуго и Роберта в том, что именно они, а не Вильгельм Завоеватель и Вильгельм Руфус подчиняли нормандцам Северный Уэльс. Вильгельм I появился в Уэльсе только один раз, в 1081 году, чтобы получить формальное подтверждение своей власти. Вильгельм II бывал там чаще, но только в кризисные моменты конца 1090-х годов. Таким образом, завоевания нормандцев в Уэльсе отличались по своему характеру от английских. Король был здесь в лучшем случае далеким сюзереном. Это, естественно, добавляло привлекательности для местных владетелей: лорды Валлийской марки обладали собственными средствами, а не числились простыми представителями короны. Как гласила более поздняя поговорка, королевский приказ – марке не указ. Иногда лорды марки воспринимали ее буквально. Когда в XIII веке Уолтер де Клиффорд получил королевское послание, которое ему не понравилось, он заставил посланника съесть его – буквально с чернилами, пергаментом и восковой печатью! {265}

Со временем эту независимость закрепили документально: в Высоком Средневековье появились владения пограничных лордов – или собственно Марка (с прописной буквы «М») {266} . Их отличала независимость от короны. Как заметил один современник, здесь каждый лорд был в пределах своих владений «словно король» (quasi rex) {267} . В его руках было не только правосудие, но и управление тем, что сейчас мы могли бы назвать «иностранными делами». Правители Марки могли свободно заключать мир и вести войны друг с другом и со своими соседями. Это был «Дикий Запад» средневековой Британии, где господство утверждалось острием копья. Неслучайно Джон де Варенн, который в конце XIII века предъявил ржавый меч в качестве подтверждения своих прав на землю, был выходцем из Марки.

Эти земли имели также смешанный характер: англо-нормандские владения, возведенные на валлийском фундаменте. Там принимали элементы местных обычаев и структур власти, и обычным явлением были браки и союзы с валлийцами – особенно в ранние годы. Таким образом, Валлийская марка стала местом соприкосновения Англии, Нормандии и Уэльса, регионом, динамично развивавшимся в культурном и политическом отношении, с распространенным дву– и даже трехъязычием {268} . Это не означает, что Марка представляла собой своего рода мультикультурный рай – как раз напротив. Оборотной стороной соприкосновения культур был культурный шовинизм, о чем свидетельствует пренебрежительное отношение англо-нормандских хронистов к валлийцам. Марка была местом, где национальная идентичность размывалась и утверждалась заново.