— Нам же нужны близкие неформальные контакты с рабочим уровнем индийских спецов? — продолжил я. — Вот вам предлог и мотив — обоюдовыгодный бизнес. С легким оттенком криминала. Имею в виду неуплату частных налогов индийской стороной. А там можно развить и дальнейшее сотрудничество в смежных областях…

— А схема какая?

— Я работаю верблюдом, перевожу товар вместе с официальной аппаратурой, она досмотру не подлежит… Отчитываюсь о взаиморасчетах. Далее прибывают наши делегации для конкретной работы, в делегациях — ваши узкопрофильные специалисты, я их знакомлю с индусами, представляю, как своих поставщиков и помощников, таким образом контакты крепнут и спаиваются…

— Идейка по существу гнилая… — качнул головой Новиков. — Но, одновременно, и свежая. Пора тебе на Доску почета, как передовику-рационализатору. Ты, случаем, не на шоссе Энтузиастов живешь?

— Неподалеку.

— Чувствуется. Но у тебя будет много хлопот, отлынивать ты не сможешь…

— И не собираюсь.

Да и зачем мне было отлынивать? Меня вполне устраивала регулярность зарубежных поездок с благословения Конторы, равно как и комиссионные, получаемые от тайных сделок, хотя и с пыхтением, но одобренных свыше. При этом индусов я не вербовал, информации из них не вытягивал, а уж как они дружили впоследствии со своими новыми знакомцами из Союза, меня не занимало.

И вот, пускай с неохотой и неприязнью, но паспортишко мой возвратили и вручили билет до Дели, а затем до Бангалора, где располагалась вся космическая научно-производственная база Индии: лети, голубь, укрепляй взаимопонимание между народами, и жди скорого приезда рабочих групп из Москвы.

Приезд наших специалистов в Бангалор был для меня праздником. Эти люди представляли собой отборную гвардию нашей научно-технической интеллигенции. Мало того, что они досконально знали профессию, так еще были начитаны, эрудированы, обладали отменным чувством юмора и собственного достоинства. Они были незаменимы в своем деле, как правило, беспартийны, и один из них, Вадим Подъячев, ответственный за накопители спутниковой информации, на выездной комиссии, где заседали члены парткома института, на замечание одного идиота о том, что партийным товарищам больше доверия в плане их обязательного возвращения на Родину, равнодушно заметил:

— Все, кто сбежал — как на подбор, коммунисты с партбилетом, о побегах беспартийных я не слышал…

В парткоме повисла задумчивая пауза, после которой командировку ему со скрежетом зубовным, но утвердили. А куда деваться? Без этого языкастого разгильдяя спутник не полетит…

Каждое утро служебный автобус доставлял из отеля всю честную компанию в индийский космический центр, а после работы народ отправлялся гулять в пестрый, пропитанный запахом цветов и благовоний город: пройтись по бесчисленным магазинчикам или же посмотреть новую американскую киношку. Индийские фильмы с их нескончаемыми песнопениями и танцевальными номерами популярностью у нас не пользовались, не соответствуя ассортименту наших духовных потребностей. Научиться же технике индийского танца несложно: достаточно представить, что одной рукой вы вкручиваете лампочку, а другой — гладите собаку.

Вечером, кучкуясь по гостиничным номерам, народ вкушал привезенную с собой водку под закуску из советских, экономящих валюту, консервов.

Как тут не вспомнить Галича с его песенкой про партийного функционера, отправившегося в заграничный вояж с банками маринованной салаки, опротивевшей ему через несколько дней и решившего, наконец, купить себе в разорение, местную иностранную еду.

«И пошел я, как в беспамятстве, к кассе, и очнулся лишь в отеле, в «Паласе». Вот на койке я сижу нагишом, и орудую консервным ножом! И до самого рассветного часа, матерился я в ту ночь, как собака. Оказалось в этой банке не мясо, оказалась в этой банке салака! И не где-нибудь в Бразилии «маде», а написано ж внизу на наклейке, что, мол, «маде» в СССР, в маринаде, в Ленинграде, рупь четыре копейки».

Эти строки высланного из страны барда, научно-технический состав делегации знал наизусть. Народ любил своих честных поэтов.

На окраине Бангалора, в своем имении, проживал Святослав Николаевич Рерих, с удовольствием принимавший у себя гостей из Союза.

Знаменитый папа Святослава Николаевича в свое время быстро сообразил, что его мировоззрение далеко отстоит от идеалов большевизма и всякого рода революционеров, связываться с этой опасной публикой себе дороже, решив пережить российский политический катаклизм в странах, не отягощенных мечтами о всемирной диктатуре пролетариата. Гражданская война, нищета, разоренные церкви и дальнейшие сталинские репрессии к возвращению на родную землю его не вдохновляли, а между тем шли годы, подрастали сыновья и надо было найти свое постоянное пристанище в этом мире. Возвращаться в Россию Рерихи не хотели, как на место сгоревшего дома, где стояло уже иное, чужеродное здание. В итоге он, востоковед и философ, остановил свой выбор на вольной солнечной Индии.

Но этот выбор нуждался в материальном фундаменте. А художественное творчество — основа зыбкая и трудно предсказуемая в перспективах благодарного воздаяния за него, ибо писание картин — творчество, а их продажа — искусство. Однако прямой и надежный, как железнодорожный рельс, Рерих-старший своим упорством и верой перемолол все препоны на путях своих скитаний по миру, поставил на ноги сыновей, и очень смекалисто вывез из Мексики в Индию саженцы реликтовых деревьев линалое, подчистую истребленных на местах их произрастания в Южной и Центральной Америках.

Из древесины деревьев добывалось ценнейшее эфирное масло, деревья вырубались еще до того, как успевали подрасти, но пытливая мысль ученого и естествоиспытателя привела его к идее изучения различных фаз в жизни растения в соответствии с лунными циклами, и он понял, что масло, чья цена на рынке исчислялась в золотом эквиваленте, может быть получено как из листьев, так из молодых побегов и плодов. Запах его схож с ароматом лаванды, перемешанным с нотами роз и бергамота.

Два неказистых саженца дали начало огромной плантации в двенадцать тысяч деревьев. И уже во второй половине века двадцатого, продолжатель дела отца, Святослав получал ежегодно три тонны своей благоухающей продукции, закупаемой парфюмерами Франции и Швейцарии. По соседству разводились гималайские кедры и сандаловые деревья, из которых также извлекались целебные эфиры. Теперь можно было спокойно и отдохновенно заниматься ваянием полотен…