Взяв с полки первую книгу, попавшуюся на его глаза, Лавр воровато огляделся и, прижав ее к груди будто щит, направился в сторону самого дальнего и неприметного угла, надеясь, что никто не обратит на его странное поведение внимания. В общем, так и вышло. Маги, которых он встречал, могли лишь коротко кивнуть ему в знак приветствия, когда замечали рядом с собой его высокую фигуру. А после, возвращаясь к своим делам, они напрочь забывали о его существовании.

Проходя вдоль длинных лакированных шкафов, Лавр прислушивался к своему внутреннему голосу. Тот всегда подсказывал, когда кто-то за ним наблюдал, будто верный товарищ, которого недруги не могли заметить, предупреждал об опасности.

Но сейчас голос молчал, хотя неприятный холодок в груди продолжал покалывать душу молодого колдуна.

Лавр свернул в ближайший проем и, ускоряя шаг, затерялся в библиотечном коридоре из нескончаемых стеллажей и шкафов. Окутавшие библиотеку голоса, с каждым пройденным шагом начинали затихать. И лишь оживленный спор двух магов о свойствах чертополоха, доносился до ушей Лавра разборчивыми словами, но и тот вскоре утонул на пыльных полках отдаленной секции «неинтересных книг».

«Неинтересными книгами» между собой юные и молодые маги называли исследовательскую литературу своих современников и далеких предшественников. И тех и других справедливо считали неудачниками и фантазерами, не сумевших воплотить свои идеи в жизнь за неимением достаточного опыта и таланта, либо из-за самой глупости поставленных ими экспериментов. В любом случае каждый маг, занимавшийся исследованиями, презрительно относился к тем, чьи труды пылились на полках в этой секции и тайно боялся того, что и его работы когда-нибудь здесь очутятся.

Остановившись в книжном тупике, Лавр перевел дух и прислушался. Было тихо. Развернувшись, он огляделся по сторонам, убеждаясь в том, что никто его не преследовал, и опустился на пол, чувствуя исходившую от плит прохладу.

Наконец-то он мог почувствовать себя в безопасности.

Отложив книгу, которую второпях взял с собой для конспирации, Лавр нервно затеребил мыском своих туфель, и эта дрожь медленно распространилась вверх по его ноге. И нет, он не боялся. Лавр давно перестал считать себя трусом. Просто перебирая в уме все возможные и известные ему места, где мальчишка мог сорвать веточку гортензии, он раз за разом приходил к выводу, что на ближайшие сотни километров в это время года куст гортензии рос и цвел в одном единственном месте.

И от осознания этого Лавр был готов взвыть от чувства безысходности, распространившегося в теле.

«Он просто гулял в лесу и нашел этот куст. Решил сорвать цветы, потому что они красивые», — убеждал себя Лавр, но сам не верил в собственные доводы.

Да и проблема была вовсе не в мальчишке, а в его воспитателях. Ведь столь юным магам было запрещено покидать территорию Министерства. Лавр, будучи ответственным магом, обязан был рассказать воспитателям послушников, что один из их воспитанников этим утром тайно сбежал из Министерства и находился в опасном для него месте — лесу, где полным-полно дикого зверья. И если бы Лавр встретил его в этом самом лесу, то обязательно бы все рассказал старшим. Но в нынешней ситуации делать этого было нельзя. Ведь мальчишка сразу же расскажет о красивых синих цветах, и покажет старшим свою находку. Воспитатели, почувствовав в цветах магию, поймут, что с ними что-то не так и заставят ребенка отвести их к тому месту, где растет гортензия. И повезет, если мальчишка не найдет туда дорогу. А если все же найдет?

«Тогда они найдут госпожу Марию», — подумал Лавр, отгоняя от себя подобные мысли.

Ему бы очень хотелось поговорить об этом с Яром, спросить его совета. Но Яр покинут территорию Министерства глубокой ночью, скрываясь в темноте от посторонних глаз. И был уже далеко.

Некстати пришла мысль о том, что права была Камилла, когда говорила, что Яр стал для континентальных магов изгоем. Пятном на их безупречно чистой, излишне блистательной репутации. Никто не был ему здесь рад. Впрочем, и сам Яр не горел желанием здесь появляться, и радости от редких возвращений не испытывал.

Яр был умным, талантливым и самодостаточным магом, ему не нужно было признание других, он и так знал обо всех своих сильных и слабых качествах. Слабые он умело скрывал, а сильные оттачивал, ставя перед собой цель превзойти лишь прошлого себя. Да, ему не было дела ни до кого, кроме Марии. И с завершением ее цикла — Лавр был этому свидетелем — завершился и цикл Яра. Будто его душа исчезла у того погребального костра, уносясь к ярким звездам вместе с искрами полыхающего огня. Туда, где душа Марии ждала своего перерождения.

«Да переродятся наши души в одно время», — повторил про себя Лавр, как и прежде, вспоминая об ушедших днях подростковой наивности.

Он искренне желал, чтобы боги услышали его молитвы и исполнили столь простое, как ему казалось, желание. Что им стоило вновь свести в новом цикле тех, кто в прежних был близок и счастлив друг с другом? Или же боги считают, что столь высокую награду нужно заслужить? Раз так, то зачем нужны такие боги?

От таких мыслей Лавр тоже поспешил избавиться, махнув головой.

Возможно, мальчишка, как и любой другой ребенок его возраста, уже и думать забыл о красивых синих цветах, и веточка гортензии, никем не замеченной, лежит где-нибудь на земле, в ожидании, когда цветы завянут и метлы сметут засохшее растение, как какой-то мусор.

«Я слишком много об этом думаю».

В конце концов, Лавр решил, что куда важнее в этот час думать о грядущем экзамене, а не о каком-то послушнике.

Ему следовало подтянуть свои знания по некоторым вопросам, которые ему обязательно зададут, а также попрактиковаться в контроле над своим переходом в астральную проекцию.