— Что-то не так?

— Нет, все нормально. — Лавр почесал затылок, волосы у корней все еще были слегка влажными, и взглянул на ученика. — Ты я погляжу тоже уже искупался.

— Да!

Мальчик был одет в форму гимназиста — штаны ровного кроя и приталенный пиджак цвета фуксии. В таком же оттенке одежды их встретила у ворот Зара.

— К слову, — произнес Лавр, посмотрев на Яра, — а кто эта Зара такая? Твой учитель?

— Она произвела на тебя такое впечатление?

— Мне показалось, что она хорошо тебя знает.

Яр кивнул.

— Госпожа Зара была близким другом учителя Ильдара.

— Точно. Она сказала, что ты вырос на ее глазах.

— Вы меня обсуждали?

Чародей усмехнулся.

— Ну ты же говорил ей, что беспокоишься за меня.

Лавр подловил Яра и теперь любовался его зардевшимся лицом.

— Каким бесстыдным ты, однако, вырос. А помнится, боялся и слово произнести, разглядывая мыски своих туфель, и все время поправлял очки.

— Правда? — малыш Шалфей с восторгом переводил взгляд с Яра на Лавра. — Профессор таким был когда-то?

— Был. Но это было давно.

Лавр почувствовал, как у него запылали уши.

— Ого! Профессор, Ваше лицо похоже на спелый помидор!

— И в самом деле, как спелый помидор.

— Да, я понял.

Лавр кивнул, смирившись с тем, что еще несколько минут будет терпеть издевательские насмешки. И лишь когда их тихие смешки окончательно стихли, они смогли поговорить о том, ради чего, собственно, Лавр и прибыл в Гимназию.

— Значит, вот как все было, — произнес Яр, выслушав рассказ малыша Шалфея о жизни его предыдущего воплощения. — Больше похоже на вымысел.

Мальчик смущенно зажался, искоса поглядывая на Лавра.

— Да, в его историю сложно проверить, учитывая, чему нас учили и какие вещи заставляли не ставить под сомнение, — сказал колдун. — Я и сам с трудом поверил, когда услышал рассказ малыша Шалфея в первый раз. Во второй, если что, звучит уже не так неправдоподобно. Но я верю в историю малыша Шалфея. И верю, что он был знаком с Сириусом.

— А я разве сказал, что не верю ему? — Яр поднял взгляд к потолку. — У меня нет причин сомневаться в твоих словах, малыш Шалфей, не переживай об этом. В конце концов, твои слова — это слова Первородного. А нас, как ты, Лавр, и сказал, учили, что уста Первородных произносят лишь истину. Но есть кое-что, что меня все-таки интересует.

Лавр и малыш Шалфей в ожидании уставились на чародея.

— Какова же была цена их обряда? Если у Сириуса и Канопуса получилось задобрить богов, то как они это сделали? Что нужно дать богам, чтобы они сменили гнев на милость?

Малыш Шалфей покачал головой.

— Жертвоприношение, — добавил Яр.

У Лавра загорчило во рту.

Пусть никто и никогда из ныне живущих не признает открыто, что их предки для своей магии использовали жертв — ведь это прямое доказательство того, что они использовали черную магию — многие, кто любил читать историю, знали, что это было правдой. Однако, столетия, которые маги потратили на свое развитие, избавило их от необходимости приносить невидимым и безымянным богам жертвы.

— Я не знаю, — сказал малыш Шалфей, не догадываясь, о чем сейчас рассуждал его учитель. — Не знаю, что случилось после того, как мой цикл был завершен. Что случилось с теми, кто пережил Вечную Ночь? Что они делали после того, как в мир вернулся свет дня? Вернулись ли к своим поселениям? Или стали жить одной большой общиной? Я бы очень хотел узнать, что случилось за время моего сна. Хотел бы знать, почему брат Канопус был так зол и расстроен в тот день. Мог ли я что-то изменить? Мог ли чем-то ему помочь? Даже будучи ребенком я бы хотел, чтобы брат Канопус мог на меня положиться. Брат Канопус пытался всем помочь. Он был так добр к нам…

Лавр знал, малыш Шалфей надеялся, что его сестра Ригель пережила то время, но также он верил словам заточенного в Министерстве Первородного — Сириус был повинен в смерти тысяч магов. И вероятность того, что Ригель была одной из них, высока. И если это так, если Ригель стала жертвой в обряде Сириуса, она уже не сможет переродиться.

Но Лавр не скажет об этом малышу Шалфею. Он не заберет у него веру в то, что однажды они с сестрой встретятся в новом друг для друга цикле.

Как Лавр и сказал ранее Гагат, лучше жить с надеждой на встречу, которой не суждено наступить, чем скорбеть, поверив, что она никогда не наступит.

Лавр не ожидал, что покидать Гимназию северного чародейства, путь к которой отнял у него столько времени и сил, он будет на следующее утро после прибытия. Но чудодейственные травы, в которых он вдоволь наплескался в ванной, сделали свое дело — от ран не осталось и следа, а силы и магия восстановились. Поэтому Яр решил, что не было никакого смысла оставаться в Гимназии дольше, чем того требовалось, раз уж их дальнейший путь был устремлен в сторону туманных земель.