— Ты же говорил, что клятвы сейчас могут причинить вред, — неуверенно проговорила я, лихорадочно оттягивая момент, когда надежда на его лице сменится разочарованием.

Как убедить его в своей невиновности, если я только и делала, что врала, кто я такая?

— После всего, что с тобой произошло, клятва была бы меньшим из зол. Опять же, я готов подождать, пока ты окрепнешь, и в любой момент могу снова поделиться с тобой силой. Вопрос только один, Лиза: ты готова поклясться, что не лгала мне?

А ведь я лгала. Не только про то, кто я, но и про отсутствие сестёр, про брачные обряды, про что-то ещё, сейчас уже и не вспомнить. Мейер прожигал меня взглядом, но с каждой секундой этот взгляд становился всё холоднее. Внезапно вспыхнувший пожар надежды остывал.

— Нет, но я готова поклясться, что не изменяла тебе… Мейер, всё очень сложно. Да, я говорила неправду, но это несущественно, честно… — растерянно ответила я, протягивая руки к его лицу.

Горящее безумие надежды сменилось холодом разочарования, постепенно захватившим знакомое лицо целиком. От его вида болезненно перехватило дыхание, и я даже добавить ничего не смогла.

— Я так и предполагал. Позволь мне самому решать, что существенно, а что нет. Извини, Лиза, но я не могу тебе доверять. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, но отношений между нами быть не может, — он поставил меня на пол и направился к двери, перед выходом обернулся, замер на мгновение и добавил: — Мне очень жаль, что всё сложилось именно так. Думаю, ты рассчитываешь на то, что со временем я окончательно потеряю голову от любви и совсем разучусь мыслить критически. Это уже происходит, я пытаюсь уцепиться за любую возможность тебе поверить, вопреки здравому смыслу. Но я не заражал тебя вилерадой и был предельно осторожен. Старался относиться к тебе так хорошо, как только мог. Сделал бы всё, что в моих силах, чтобы ты была счастлива. А ты предпочла другого. Это твой выбор и твоё право. Я принимаю его. Но не могу находиться рядом и позволять тебе мною манипулировать, заставляя верить в небылицы. Я бы никогда не предал тебя, Лисса. То есть Лиза. А ты не просто предала, ты ещё и убеждаешь в том, что ничего не было, делая из меня идиота. Прости, но это сводит меня с ума и раздирает на части.

После этих слов Мейер ушёл, а я так и осталась стоять, глядя на закрывшуюся дверь.

Вот ведь! Твоё свекровище, Мейер! Что же нам с тобой так жёстко не везёт?

Меньше надо лгать. А ведь мама предупреждала, что враньё обязательно вернётся и шандарахнет по голове ржавым тазиком, когда будешь ждать этого меньше всего.

С одной стороны, Мейера можно понять. Мне тоже неприятно, когда мне врут даже в мелочах. С другой, что-то сам он не торопился рассказывать про эту свою вилераду и про то, что шансов выжить на Вилерии ни у одной из девушек нет, если только не прыгать в койку к первому попавшемуся или — в крайнем случае — второму по списку вилерианцу.

Расстроенная, я послонялась по каюте, пытаясь взять себя в руки, и даже попробовала лечь спать, потому что чувствовала себя странно. Физически я, кажется, была здорова, внутри бурлили остатки сил Мейера, но при этом эмоционально я была вымотана до последнего предела. Возможно, стоило куда-то идти и что-то делать, но я была не в состоянии принимать решения, от одной мысли об этом подкатывала дурнота.

Беспокойный рваный сон сильного облегчения не принёс, но я хотя бы проснулась Елизаветой Петровной, а не её измочаленной копией. Судя по солнцу, время приближалось к обеденному. Умывшись, оделась в принесённые таким заботливым, но таким где не надо принципиальным Мейером вещи и вышла из каюты. Разумеется, бывшего жениха нигде не было, но я и не его хотела увидеть. Отправилась на поиски Полин.

Планировка у этого дирижабля оказалась такая же, но на этот раз моя каюта находилась примерно в середине, рядом с салоном для пассажиров, что располагался в самом центре гондолы и сейчас пустовал. Я прошлась по длинному коридору, не зная, с чего начать. Звать? Стучать в закрытые двери? Караулить в проходе?

Пока размышляла, из расположенной рядом каюты вышел одетый в светло-зелёный плащ вилерианец. Сначала он просто коснулся меня взглядом, словно прошёлся пипидастром по статуэтке на верхней полке бабушкиного серванта, а потом рассмотрел отсутствие секвина и впился горящими глазам в моё лицо. Теперь ощущения были такие, будто он заехал пипидастром мне в нос. На симпатичном, в общем-то, лице вдруг появилась ухмылочка, которая больше напоминала гниющую впадину на боку у дохлой рыбы: всё увеличивалась в размерах и не сулила ничего хорошего.

Признаться честно, я удивилась и оттого струсила. Вилерианцы, которых я видела раньше, так себя не вели. Мы так и замерли друг напротив друга, он — предвкушая игру в кошки-мышки, я — заранее подсчитывая потери, с которыми придётся выходить из этой ситуации. Пристальный взгляд заключил меня в невидимую клетку навязчивого внимания. И, как назло, вокруг ни души.

— Полин? — жалобно позвала я, не особо рассчитывая на успех, и добавила уже чуть громче: — Я ищу Полин, вы её случайно не видели?

Гнилостная улыбочка стала ещё шире, а я поняла, что сглупила: заговорила с ним первая, сама. Не удивлюсь, если тут это приравнивается к бесстыжему флирту или приглашению в постель.

— Полин? — хрипло поинтересовался незнакомец. — Так вас тут что, аж две такие крошки?

— Хаврошки, — ответила я, внезапно разозлившись.

Вот чего я испугалась? Что он мне сделает? Да ничего! Изнасиловать он меня не сможет, если ему жизнь дорога, так чего я, собственно, разбоялась тут?

Я вздёрнула подбородок и принялась стучаться во все двери без разбора, периодически зовя дарованную внезапным случаем подругу. Зелёный наблюдал за каждым моим шагом, но ни приблизиться, ни дотронуться не решался, и это придало уверенности. В самом деле, что это я?