Судьи тихонько посовещались между собой, пока мы с воображаемыми ежами терпеливо ждали их резолюции.

— Кона Елизавета, мы ещё раз настоятельно рекомендуем вам не торопиться с принятием решения, — пронудел Мирин.

От такого экземпляра хочется либо на болоте выть, либо там же утопиться. Может, его поэтому сюда из клана отправили? Загундел всех до зелёного каления?

— Я решение уже приняла и неоднократно вам озвучила: хочу стать подданной клана Дарлегур.

Не хочу быть вольною-невольною царицей! А хочу быть простою столбовою дворянкой!

Судьи наконец смирились и зашуршали бумагами.

— В таком случае получите ваши документы, Елизавета Лалисса Вторая Гленнвайсская Дарлегур, — проскрипел белый судья, чуть приоткрыв веки. — Ограничения представителей клана Дарлегур в отношении вас будут сняты! Есть возражения?

— Нет! Благодарю!

Сцапала свою замызганную справку, выданную ещё «Воздушным путём», и устремилась на свободу. Мейер ожидал в просторном коридоре, и я чуть не кинулась ему на шею, но вовремя подумала, что клятву с него, вероятно, ещё не сняли. Так и оказалось. Он жестами попросил подождать и исчез в зале суда, а затем вышел и подхватил меня в объятия, принявшись кружить по коридору.

Интересно, а если выйду замуж, то стану Елизавета Петровна Романова Лалисса Вторая Гленнвайсская Мейер Листаматур Дарлегур? Или как? Надо будет уточнить.

— А ну рассказывай! — когда отсмеялась, потребовала я, держа родное лицо в ладонях.

— Мы подали протест в связи с тем, что суд не имел права выносить вердикт до того, как разрешилось бы дело с принятием тебя в клан. Хронологически оно было раньше и от него зависело, кто именно должен был выносить вердикт. Свободный суд не имеет права вмешиваться в дела Дарлегуров. А твой статус был неопределённым, ведь ты не отказалась от подданства, хоть и не приняла его. Так что оба приговора мы отменили. Мама с отцом и дядей улетели в Листаматур. Но ты не думай, план на случай, если бы ты отказалась от подданства, у нас тоже был, — стиснул меня в объятиях Мейер.

— И какой?

— Отсрочка по беременности для мамы. Она не хотела заводить ещё детей, хоть папа и предлагал многократно. Но теперь пришлось бы согласиться. А приговор, отсроченный больше чем на десять лет, можно по закону отменить. Так что были бы у меня ещё братики или даже сестричка.

— Получается, что вилерианки у вас какие-то совершенно безнаказанные, — нахмурилась я.

— Почему же? Ваендис, к примеру, приговорили к изгнанию. Она подала апелляцию, но дело настолько громкое, что суд откажет. Её наказание никто брать на себя не будет. Она станет первой и единственной в истории изгнанной из мира вилерианкой, — уверенно сказал Мейер, опуская меня на ноги. — Лиза, ненаглядная, через несколько часов отправляется дирижабль в Листаматур, и я хочу предложить тебе улететь на нём. Если ты не против, конечно.

— Совершенно не против, — руки так и не хотели отпускать его лицо, и я гладила пальцами бархатистую кожу скул. — Только нужно вещи из гостиницы забрать. И из первой клиники.

— Я всё это сделал ещё вчера. Пойдём, не стоит тут болтать.

Мы замолчали и вышли из магистрата на пахнущую весной улицу. На деревьях набухли серебристые почки, а кое-где ветви уже покрылись зелёным пухом нежных молодых листочков. Некоторые выпустили необычные желтовато-салатовые бутончики и даже зацвели. Я словно вышла в совершенно другой мир, чарующий свободой и буйством жизни.

— Твои сумки в камере хранения на аэровокзале. Предлагаю пройтись по магазинам, пока есть время. Или заглянуть в ресторан, если ты голодна, — обнял меня за талию широко улыбающийся Мейер.

— Не голодна, а по магазинам хочу. Мне теперь нужно всё синее. Платьишки, блузочки, брючки. Я тебя разорю!

— Разоряй! — радостно кивнул он. — Я только что сэкономил сто тысяч на компенсации. И даже штраф попытаюсь обжаловать.

— Вот и прекрасно, — я не выдержала и крепко его обняла прямо на виду у всех прохожих.

Несколько завистливых взглядов прошлись по фигуре Мейера, хотя настроение ему не только не испортили, но и подняли.

— Ты не представляешь, как я скучал! Очень хотел тебя увидеть, но не мог пробраться внутрь. Ну и защита на этой клинике! Все дни разбирался, как её взломать, но получилось только в самую последнюю ночь, когда я уже почти смирился, что ничего не выйдет.

— Всё к лучшему, — неопределённо пожала плечами я.

Остаток времени до отправления дирижабля мы провели за внезапным шопингом. Надо сказать, что вилерианец показал себя просто прекрасно — платил за всё с довольным видом и демонстрировал выдающиеся покупкоподъёмные качества. На дирижабль он даже зайти не смог со всеми этими пакетами и сумками, слишком узкий оказался вход. Пришлось служащему помогать нам втиснуться в небольшое пространство коридора.

Оказалось, что в каждом аэростате дальнего следования есть одна безумно шикарная, очень дорогая каюта в самом хвосте гондолы, и Мейер забронировал её для нашего путешествия. Она представляла собой полукруглую комнату, где практически вся изогнутая часть была застеклена. Сейчас за панорамным окном сновали люди, но стоит дирижаблю подняться, как нам откроется потрясающий вид. Пока Мейер пристраивал пакеты с покупками и мои сумки в шкафу, я подхватила свёрток с очень провокационным кружевным пеньюаром и скрылась в непривычно просторной для дирижабля ванной. Быстро приняла душ, подготовилась и заплела косу. Аэростат привычно качнуло, когда мы отстыковались от земли и взмыли в воздух.