— А-а, — махнул торговец рукой. — Испорчено всё, да и... Что, правда я зря с полотном туда сунуться хотел?

— Даже не знаю, что и сказать. Ты как до этих лет дожил-то и не слыхал, что лучшие ткани к нам со Сьёрлига везут? Со своим полотном на Сьёрлиг — это, знаешь... Будь я потешником, я б и то смешнее не придумал.

— Да? А мне совет дали, я и поверил. Отец мой понимал, что купить, где продать, а я, смеялись, на всём готовом живу. Вот, думал, покажу, что и я чего-то стою...

— Нет, друг мой, смешнее только если б ты на выручку думал островных кур купить и сюда привезти.

— А почему нет-то? — осторожно спросил Йокель. — Жирная порода, мяса много...

— Шутишь? — поднял брови Нат. — Не шутишь. Да они ж помёрзнут у нас и передохнут, дурья ты башка! Ну, думал я, ничто меня больше в жизни не развеселит, но ты смог.

И улыбнулся криво и печально.

Хельдиг, что тихо стояла рядом, так же неслышно отошла. Побрела вдоль двора, заглядывая в лица павших. Рогачи, качая головами, шли за ней.

Шогол-Ву нагнал её, заступил путь.

— Тот, кого ты ищешь, мёртв. Тебе не нужно смотреть.

— Мёртв? Покажи, где ты видел его!.. Если он... если... Я должна вернуть его домой.

Шогол-Ву подвёл её к остаткам навеса. Толкнул в сторону бревно, ещё тлеющее, горячее. Дочь леса не сразу поняла, что смотрит на тело, а узнав, прижала пальцы к губам.

— Я не убивал его, — сказал Шогол-Ву. — Я не хотел. Так вышло. Иди, я всё сделаю сам.

Он взялся за сломанные брусья, не глядя больше на Хельдиг. Слышал, как удалялись её лёгкие шаги. Много сделать не успел, подошёл Нат, оттеснил.

— Мы его достанем, — сказал он. — Брось, ты едва стоишь. Иди вон, обними её лучше.

— Зачем? Так я покажу, что заметил её слабость. Хуже: что одобряю это.

— До чего везёт-то, один спутник умней другого. Да затем, что не все такие дубины бесчувственные, как твоё племя! И нуждаться в утешении не значит быть слабым, понял? А-а, что я тебе втолкую... Йокель, куда бросаешь, я ж один не удержу!

— Да горячо же!..

Хельдиг стояла у края двора, глядя в пустоту, и запятнанный направился к ней.

Пока шёл, он вспомнил ту ночь, когда Раоха-Ур спасла его из реки и обняла, утешая. И он понял, что не один, и это придало сил, и было совсем не обидно.

Больше никогда он такого не чувствовал.

Дочь леса обернулась на звук шагов, и Шогол-Ву нерешительно поднял руку, коснулся хрупкого плеча. Она сама качнулась навстречу.

Он застыл, впервые ощущая себя таким неловким, не зная, то ли обнять крепче, то ли отпустить. Подумав, сказал:

— Я не считаю тебя слабой, и это не жалость. Я не хочу тебя унизить. Если хочешь, уйду.

Дочь леса покачала головой и не отстранилась. Тогда Шогол-Ву спросил:

— Он много значил для тебя?

— Много, — ответила Хельдиг. — Я знала его всю жизнь.

Она прервалась и то ли всхлипнула, то ли вздохнула тяжело. Утёрла слёзы торопливо, подняла глаза.

— Нас связывало больше, чем выбор сердца. Род первого хранителя не должен прерываться, а потому следующий вождь получал и меня. Если бы у отца был сын... Женщины всегда лишь спутницы вождей, матери вождей — и я бы сделала для Искальда всё, что могу и должна, всё!.. Но он... он отрёкся от уготованной судьбы. Что же я скажу его матери?..

— Разве ты отвечаешь за его поступки? Он нуждался в присмотре? Если так, кто решил, что он станет хорошим вождём?

Хельдиг промолчала. Так и стояла тихо, задумавшись о чём-то своём, близкая и далёкая.

Тот, кто был на холме, растянул одеяло. Оно нависло низко, серое и плотное, с редкими вкраплениями светлой шерсти. Под ним лежали тёмные нечёсаные поля. Вдали угадывался лес, размытый, бледный. Если не знать, можно принять за кайму одеяла.

Не стало света — ни блеска на мокрой дороге, ни следа в вышине. Все тени на земле слились в одну.

Сумрачны были и лица.

Люди возвращались, гнали рогачей, и те фыркали, били копытами, отворачивали морды. Не хотели идти к чёрному дому, к мёртвым телам, где смердело гарью, жжёной плотью, грязью и кровью.

— Нат, вон мои, — раздался голос Йокеля за спиной. — Впряжёшь? За полотном схожу, прикроем. Негоже его так везти.

Шогол-Ву ещё постоял, прижимая к груди дочь леса и глядя, как тёмные волны катятся по земле. Потом его позвали, потянули руки с телеги.

Он хотел бы ехать с Хельдиг, её рогачи легко унесли бы двоих. Но она не предложила, а сам просить не стал.