Игривый огонь умиротворяюще потрескивал бревнами в широком камине, наполняя комнату уютом и теплом. Из-за едва приоткрытого окна периодически раздавались приглушенные звуки разбивающихся о скалы могучих волн и завывание холодного ветра. Забившись под меха, Аминтас ленился подниматься с перины, несмотря на поздний час и предстоящие важные дела. Он испытывал горечь утраты и раздирающую сердце боль, но не мог понять причину своих страданий. Лежащая рядом обнаженная жена тихонько сопела, нежно обнимая мужа рукой, однако даже ее успокаивающие прикосновения не избавляли от тревоги как обычно. Какая-то вещь неустанно волновала его и, казалось, не существовало способа умерить терзания.

Десма проснулась от ерзающего в постели и что-то шепчущего мужа — стоило их взглядам пересечься, как напряжение передалось и ей.

— Наварх, вы очнулись! — вдруг обрадовалась она.

— Что?

Лицо женщины стало стремительно изменяться: нежные черты лица огрубели, округлости заострились, аккуратные скулы выступили наружу, а на гладком лбу появились морщины и шрам.

— Слава Прометею!

В постели с Амином лежала уже не Дес — он закричал от ужаса.

Мужчина вскочил с разложенных на земле тряпок и стал растерянно озираться по сторонам. Все было как дома: вокруг зеленел лес, впереди бушевал океан, а под ногами лежал серый, смешанный с галькой песок. Только деревья обуглились, море утихло, и берег пестрил оранжевым цветом — Афемеон находился во многих милях отсюда.

— Жар не спадает!

Аминтаса силой уложили обратно на спину и прижали к его лбу мокрую ткань. Он кричал сквозь зажатый рот и сопротивлялся, безуспешно пытаясь вырваться из крепких рук неизвестных, чьи лица не удавалось рассмотреть из-за яркого солнца и расплывчатого после сна взгляда.

— Тише-тише, — раздался знакомый голос Хейдса прямо над ухом.

Услыхав товарища, Ликайос выдохнул с облегчением и послушно затих, успокаиваясь после причудившегося кошмара — едва сердце перестало бешено колотиться, как Амину сразу вспомнились возвращение в лагерь, мучительный спуск с горы, окружившие их с Калипсо монстры и все остальные предшествующие этому события.

Наварх осторожно сел, облокотившись на лодку. Над ним нависли пережившие два насыщенных дня остатки людей, не знающие, как быть дальше, и переживающие за здоровье своего лидера больше, чем за самих себя. Их количество заметно сократилось по сравнению с тем числом, что называла Кали прошлой ночью — за оползнем последовала еще одна беда.

— Воды! Подайте воды.

Никон торопливо передал ему полный бурдюк.

Вдоволь нахлебавшись, Аминтас прикрыл веки. Утолив жажду, организм тут же потребовал отдыха и сна — ему были необходимы покой и должное лечение, чтобы затянуть раны и одолеть подхваченную простуду. Команда очень хотела дать мужчине оклематься, но не могла позволить себе растрачивать драгоценное время на ожидание, пока последние часы жизни ее членов быстро утекали, как у почивших собратьев до этого. Их осталось всего двенадцать, не считая лидера, и они вот-вот грозилось потерять еще нескольких товарищей: трое оставшихся в лагере из-за плохого самочувствия солдат, семеро покоривших вершину везунчиков, храбрая Лисица и не иначе как свихнувшийся Одиссеус. Он должен был бежать прочь после возвращения Амина, но почему-то не испугался грядущей кары.

— Хватит таращиться! — хрипло прогремел Ликайос. — Возвращайтесь к работе!

В глазах подчиненных читался жгучий стыд за совершенное деяние: они отчаялись искать наварха и покинули место камнепада, отправившись набираться сил, пока тот яростно сражался за выживание в одиночку. Отныне ужасная ошибка, которой нет оправдания и прощения, всегда будет тянуться за ними порочащими достоинство воина слухами и насмешками. Тем не менее Аминтас не чувствовал себя преданным и совсем не злился, пусть жалкий вид команды и раздражал его — остров отрицательно влиял на каждого человека, кто посмел вторгнуться в его границы, вытягивая наружу все самое худшее, что только способны скрывать честные и благородные люди.

— Аркас, подойди.

Юноша не послушался предыдущего приказа и продолжил безмолвно стоять вдалеке, виновато опустив голову. От его наглости и неуважения не осталось и следа: губы подрагивали, брови были нахмурены, оробелый взгляд устремлен вниз. Он хотел провалиться сквозь землю от испытываемого позора и страха перед неизбежным наказанием.

— Почему несостоявшийся убийца еще не сбежал? Я хранил горькую правду достаточно долго, чтобы ты мог окончательно потерять честь и без чьего-либо ведома покинуть лагерь.

— Я совершил страшное преступление против всего государства, подло передав одного из лучших военных, что только числится в рядах Прометея, в руки жестокой судьбы. Мне нет пощады, но я молю ваше великодушие предоставить второй шанс. Шанс искупить вину. — Одиссеус говорил искренне и по-настоящему раскаивался в грехах — из его глаз непроизвольно потекла скупая слеза, и он упал на колени, более не в силах возвышаться над собеседником. — Несомненно, я зашел слишком далеко, возомнив себя неведомо кем. Мною двигала слепая ярость и твердая уверенность, будто все вокруг ничего не смыслят в кровавом ремесле и окружающем мире. Сплошь дураки! Однако я желал как лучше, верил, что справлюсь лучше вас. Казалось, будто все решения лежали на поверхности, но первое же испытание доказало обратное: команда была разбита из-за неверных действий с моей стороны.

— Куда ты завел войско, Одис?

— Я не позаботился о должной обороне по возвращению в лагерь. Ночью… ночью, — запнулся он, — многих не стало. Монстры подкрались незаметно и зажали нас в тиски. Едва мы успели схватиться за мечи и прыгнуть в шлюпки, как они разлетелись в щепки от ударов обитателей морских вод. Кровь полилась рекой, а собратья начали падать мертвыми телами один за другим — каждая оброненная в бою багровая капля Смотрящих на моей совести. Мы сражались как звери, отличаясь от них одним лишь железом в руках, однако, существенно уступая в численности, все равно терпели поражение. Стремясь разделить созданий из плоти Богов на группы и избавиться от нескончаемого натиска, я приказал разбиться на два отряда и отступать на север и юг, покончив с неразберихой. Понеся колоссальные потери, команде удалось отбиться, но она тут же лишилась новоиспеченного наварха по его собственной воле.