Тогда я резко присел и долбанул кулаком ему по темени. Раз, два, три! Как кувалдой. С размаха. И тут же подскочил, отклоняясь в сторону, чтобы не словить стальное жало. При этом я тряс ногой, стряхивая руки обмякшего разбойника. Со стороны, наверное, было похоже на пляску святого Витта.

Тем временем второй и третий ушкуйники сгруппировались и пытались взять меня в клещи. Тот, что с ножом — слева, тот, что без ножа — справа.

— Дебилы, а Сапфир знает о ваших художествах?

— А нам похеру твой Сап… — начал говорить тот, что справа и тут же получил ногой в челюсть.

Бац! Гулко и звонко, как в китайском боевике! Он сразу остановился, зашатался и… Твою мать! Я, как тугая пружина отскочил в сторону. Тот что с ножом сделал внезапный выпад в мою сторону и… херов д’Артаньян… и в тот же самый миг послышался невероятный треск и чавкающий всхлип.

Он рухнул, как сбитый бомбардировщик, покатился по накатанной и мокрой дорожке и врубился головой в осевший и изрядно подтаявший сугроб. Сзади за ним возвышалась фигура, многократно растиражированная советскими ваятелями и получившая обобщённое название «Девушка с веслом».

Это была Настя! Богиня, ни больше, ни меньше. В руках она держала ярко-зелёный брус, выломанный из уличной скамейки. Цвет был различим даже в сумерках. Выражение торжества на Настином лице — тоже.

Я невольно засмотрелся. Когда и где такое увидишь, как не на Руси-матушке.

— Молодца! — уважительно хмыкнул я и, опустившись, прижал коленом поясницу главаря непокорных повстанцев, он, как раз начал шевелиться.

Я резко завернул его руку за спину и выкрутил так, что та захрустела. Впрочем, гнев уже изрядно растаял, уступив, благодаря Насте, место благодушной иронии. Поверженный предводитель заревел, как бык, и я ослабил хватку.

— Послушай, любезный, — вполне миролюбиво сказал я. — Если я ещё когда-нибудь увижу тебя или твоих другальков, это будет самым страшным днём в твоей жизни. Не нужно больше искушать судьбу, ну, честное слово. Ты меня понял?

Он прохрипел что-то невразумительное.

— Не понял? — подкрутил я руку

— Поэл, поэл… — засипел он. — Отпусти…

— Ты с Сапфиром говорил, когда вас отпустили?

— Нет. Я чё с ним тереть буду? Без дела что ли?

— Пойди и поговори.

— А-а-а…

— А как так вышло, что вас выпустили? — поинтересовался я.

— Не знаю… Отпусти, а-а-а! В вытрезвитель бросили и все дела…

— Эх, кругом безответственность. Злодеев и рецидивистов в вытрезвитель бросают. Безобразие.

— Так может, милицию вызвать? — предложила Настя. — Повторно их точно упекут. Времени только маловато, нам же ехать…

— Не надо милицию. Они больше не будут. Не будете?

— Не-е-е… — заблеял главарь.

— Ну, смотри у меня, — назидательно сказал я и отпустил его руку.

По поводу милиции у меня были сомнения. Отбрехиваться от превышения самообороны мне не хотелось. Поэтому я встал, поднял сумки, лежащие на снегу, и попросил Настю убрать своё грозное оружие подальше.

— А ты молодец, — снова похвалил её я, когда мы шли к фабрике. — Не растерялась. Я с тобой в разведку пошел бы.

— Бы? — переспросила она.

— Ага, если б ты не притягивала столько мужских взглядов.

— А? — нахмурилась она, а потом засмеялась, поняв, что это типа комплимент.

Весь коллектив был уже в сборе и ждали все только нас двоих.

— Ну, где тебя носит, Изотова?! — накинулись юные девицы и возрастные девы.

— Так, девушки, отставить бузить! — звонко и весело, как из оптимистического советского кинофильма воскликнула Настя. — Кто не знает, это Жаров Александр Петрович. Он инженер по снабжению и член профкома. Поедет вместе с нами в рамках общественно-политической работы.

— С членом мы завсегда рады! — засмеялись оживившиеся барышни. — Особенно профкома.

— А чего один только? — со смехом возмутились другие. — Профком должен нам минимально одного мужика на двух баб предоставлять!

— Не жирно будет? — хохотали третьи.

— Так, девушки, проходим в автобус! — пресёк я болтовню. — Анастасия, давайте команду водителю. Будем отправляться!

В автобусе девушки немного погалдели, а потом начали петь. Пели разное, но известное. И из Толкуновой, и из Герман, и из других. Пели хорошо, слаженно, и ясно было, что не впервой.

Ромашки спрятались, поникли лютики.