Шрифт:
– Может, он увидел тебя и влюбился?
Спрашиваю, а у самой… у самой тьма перед глазами, и мне хочется обнять себя за колени, свернуться калачиком и скулить… скулить от непереносимой боли, которую ощущаю каждой клеткой.
И в сознании рождается вопрос:
Почему мне так больно?
Почему так мучительно вспоминать об этом мужчине?
И отчего мысль, что он влюбился в мою сестру, полоснула ножом по внутренностям?
– Пфф… – фыркает сестра, – такие как Аяз аль-Макадум, не знают, что значит любовь.
Киваю, оставляя реплику сестры без ответа. А у самой под ребрами болит. Сильно так. Но…
Где-то в глубине души я понимаю, что… время должно вылечить. И я… вылечусь. Просто… не знаю… возможно… у меня все было с Аязом впервые, поэтому и так…
Хотя…
Что-то мне подсказывает, что не смогу я больше ни с кем, что таких мужчин нет и эту рану я еще очень долго буду зализывать, прежде чем однажды, возможно, спустя долгое время она превратится в шрам…
– Послушай, Мелина. Я все понимаю. Знаю, что… ты… ты вместо меня… за семью, но… нам нужно поговорить. Мне нужно все знать, иначе… твоя жертва будет напрасной, а шейх уничтожит всех, кого любим и кто дорог…
– Я… понимаю… – отвечаю с трудом и смотрю в глаза сестры.
Мне даже думать об Аязе больно, не говоря уже о том, что прямо сейчас она пытается заставить меня вспомнить все, что происходило со мной, чуть ли не посекундно.
– Мне нужно все, Мелина, – выговаривает с нажимом, – что делал, что говорил, абсолютно все… а еще… как трогал… где трогал, что было между вами во время интима, как он тебя брал…
Окидывает внимательным взглядом голые участки моей кожи.
– Такие отметины непросто получить. Скажи, Мелина, он был жесток с тобой?
Вопрос сестры обескураживает:
– Что?!
– У тебя на коже много следов, – задумчиво отвечает сестра, – нужно их повторить…
В ужасе открываю глаза и на сестру смотрю…
– Ты про что сейчас?!
До меня не слишком доходит, что именно говорит Каролина, сестра же прикрывает глаза и отмахивается:
– Неважно, сестра. Просто сейчас ты расскажешь мне абсолютно все, что происходило, пока ты была у Аяза. И запомни, всю информацию даешь. От этого зависит наша жизнь!
Я киваю и сажусь на постели, упираюсь спиной в изголовье и смотрю в одну точку на противоположной стене.
Мне сложно. Мне очень и очень сложно…
Слезы катятся по щекам, потому что, когда дохожу до момента, как я оказалась с шейхом в спальне… я словно язык прикусываю и… не знаю, как объяснить… сложно открыть эту тайну, сложно вообще открыть эту сторону своей жизни…
Очень сложно… Это настолько интимное, личное, настолько «мое», что я не могу впустить сестру на эту территорию.
Пусть я исполняла ее роль, пусть я была ею, но… вот это вот… оно мое!
И мне больно, мне просто непередаваемо тяжело начать рассказывать о том, как я стала женщиной в постели шейха аль-Макадума…
– Мелина! Хватить рыдать! Ты… должна… понимаешь?!
Сестра дергает меня за руку и заглядывает в мои глаза, пытается поймать взгляд, но я не хочу ей в лицо смотреть.
– Что он говорил?! Как называл?! – продолжает давить сестра, и тут меня будто ударяет воспоминаниями, и я понимаю, что ни разу… ни одного раза… шейх не назвал меня Каролиной…
От понимания этого факта слезы еще горше начинают по щекам струиться.
– Джамиля… – выдыхаю дрожащими губами.
– Что, сестра?! – не понимает меня Каролина. – Кто это еще такая? Что за Джамиля?!
В глазах Каролины вспыхивают какие-то странные искорки, она подползает ближе ко мне, и вдруг у меня ассоциация проскальзывает, что сестра тоже похожа на змею, только это не королевская кобра, как шейха, а гадюка помельче.
Прикрываю веки, отгоняю свои эмоции, не хочу думать об этом.
– Шейх называл меня Джамилей. Не Каролиной…
– Он дал имя своей жене, то есть мне?! – выгибает бровь сестра и выпрямляет спину.
– Да, он называл меня Джамилей…
– Надо же…
Каролина прикусывает губу и вновь на меня смотрит. Кивает каким-то своим мыслям.
– Значит, Джамиля…
Вновь повторяет, будто примеряя это имя на себя, а мне становится совсем тяжело. Я себя чувствую какой-то проклятой обманщицей, которая сейчас лишает себя последних крох своей «реальности».