Если бы он хотел удивить меня, для этого потребовалось бы нечто большее. Исполнители были похотливой породой.

Возможно, это должно было подготовить меня. Он объявил, что уходит на вечер, и теперь вел меня по еще более извилистым коридорам, положив руку мне на поясницу.

Его комната была такой, как я и ожидала. Стены из бледного мрамора с темно-сине-серыми и золотыми прожилками. Широкие двери, которые открывались на балкон, выходящий на восточную сторону. Толстый, мягкий ковер, в который я утопила пальцы ног. Огромная кровать, на которой с легкостью могли бы разместиться полдюжины человек. Ее окружали прозрачные занавески, колышущиеся на ветерке, которого я не чувствовала.

Но от чего я не могла оторвать своего внимания, так это от движущейся картины, покрывавшей потолок. Розовые и фиолетовые облака, окаймленные золотистым светом, плыли по бледно-голубому небу, как будто кто-то запечатлел квинтэссенцию рассвета.

Вопреки мне, вопреки ему, это наполнило мое сердце. Что-то похожее на надежду, на возможность, на обещание нового дня.

Хорошая идея, но для меня каждый день был одним и тем же. Все это было сделано для того, чтобы покончить с человеком, который убил мою сестру.

Это помогло мне оторваться от нарисованных облаков, проносящихся над головой, и развязало мой язык.

— Ты не собираешься спросить, почему я это сделала?

Он отвернулся от того, чтобы положить свою колючую корону на туалетный столик. Отсутствие этих шипов делало его чуть более человечным, но потом я заметила полосатый хвост, обвившийся вокруг его икры, и эффект исчез.

Он поднял бровь.

— Что сделала?

Я стиснула зубы. Неужели он уже забыл? Неужели он забыл и мою сестру тоже? Горнило4, которое открылось во мне, лишило меня дыхания, заставив замолчать на долгое мгновение. Я подавила это. Мне нужно было держать себя в руках. Я не хотела раскрываться слишком рано.

Как только я овладела собой, я вздернула подбородок.

— Пыталась убить тебя.

— Ах, это? — Он пожал плечами. — Ну, я понял, что ты не наемный убийца. Так что я должен предположить, что у тебя есть какой-то ужасно скучный, бессмысленный человеческий разум. — Жестом он откинул одеяла на кровати, не прикасаясь к ним.

Внутри меня огонь вырвался из печи и побежал по моим венам. Я задрожала, сжав кулаки от почти непреодолимого желания подойти к нему и выцарапать ему глаза.

Мне пришлось выжидать. Мои руки были бы бесполезны против него, даже если бы я была достаточно быстра, чтобы дотянуться до его кожи.

Нет, я должна была заставить его думать, что я приручена. Учитывая, насколько чертовски разъяренным он был, это было бы нелегко. Но у меня было терпение. Я могла играть в долгую игру. Что такое несколько недель, когда я ждала десять лет?

Когда он повернулся ко мне, я была в некотором роде под контролем. Он приятно улыбнулся, расстегивая единственную пуговицу на рубашке. Если он думал, что на меня произведет впечатление мускулистый торс, то он не понимал артистических трупп — в них было полно мужчин, которые час за часом оттачивали свое тело на тренировках.

Я встретила его пристальный взгляд, придав ему скучающий вид.

Он невозмутимо расправил рукава.

— Тебе понравился твой первый день в жизни питомца?

Я сжала губы. Не стоит слишком быстро становиться ручной — у него возникнут подозрения. Плюс, я ничего не могла с собой поделать, когда от моего молчания у него дрогнула челюсть.

Он издал слабый стон, снимая рубашку. Он был таким мускулистым, как я и ожидала, крупным и сильным.

Но чего я не ожидала, так это его кожи. Полосы от его хвоста, темно-осенне-коричневого цвета, продолжались по всему остальному телу, опоясывая мощные руки, спускаясь по бокам. Когда он повернулся и бросил футболку на стул, я заметила, что она также прикрывала его спину.

В одном из цирков, с которыми мы иногда сотрудничали, была пара дрессированных тигров с востока. Его полосы напомнили мне их собственные — ломаный органичный узор, который иногда появляется у саблезубых котов.

Когда я встретилась с ним взглядом, на его лице была улыбка, отчасти ленивая, отчасти заискивающая. Он принял мое внимание за интерес. И все же, когда он расстегивал ремень, в его взгляде был вызов.

Он ожидал, что я отвернусь или покажу дискомфорт.

К черту это.

И пошел он нахуй.

Я оказалась не тем, которого он ожидал. Небольшая нагота меня не смутила.

Не отводя взгляда, я расстегнула свою прозрачную юбку.

В его глазах что-то промелькнуло. Возможно, удивление? Или возбуждение?

Однако он не сбился с ритма, с треском выдернув ремень из петель.

Отступать нельзя.

Я опускаю юбку, оставляя только нижнее белье и лиф на косточках.

Его глаза сузились, когда он расстегивал ширинку. Я бы не стала смотреть на то, что он показал, — меня не интересовало содержимое его брюк. Но я бы не отвернулась и не покраснела, как он того хотел.