Как сделать из них отцов солдатам – всегда был трудноразрешимый вопрос. Сами же нарушители объясняли свои действия тем, что порядок в подразделениях невозможно поддерживать в рамках уставных полномочий. В современной российской армии у командира взвода, роты их почти нет. В Советской армии командир обладал большими полномочиями. И всё равно допускались случаи рукоприкладства по отношению к подчинённым. Причинами насилия в войсках были отсутствие твердых навыков работы с подчиненными, которые обусловлены недостатком профессиональной подготовки курсантов в военных училищах, а также слабая морально-психологическая подготовка командиров, не умеющих повлиять на подчиненных силой авторитета и личным примером.

«Не в оправдание, а в поучение» здесь будет рассказано о трудностях становления двух молодых офицеров, которые прошли путь от «душелюбов» и «людоведов» (как учили в военных училищах) до зрелых воспитателей. Но для этого нужно было приобрести опыт службы во внутренних округах и встретиться в Венгрии, в Южной группе войск.

Старший лейтенант Карлов Николай Иванович заступил как-то дежурным по караулам в небольшом гарнизоне на Украине. Среди ночи патруль доставил на гарнизонную гауптвахту пьяного военного строителя Миколу Конончука. Конончук шумел, выражался нецензурными словами, стучал в дверь камеры задержанных, пытался выйти на волю. Дежурный по караулам вошел в камеру, чтобы призвать задержанного строителя к порядку. Но Микола Конончук никак не реагировал на слова офицера и, более того, двинулся в его сторону, явно намереваясь нанести побои. Карлов, отступая к двери, достал из кобуры оружие и, коротко размахнувшись, ударил в лоб Конончука рукояткой пистолета. Брызнула кровь, дежурный распорядился перевязать строителя и уложить на топчан. Ночью Николай Иванович несколько раз подходил к двери камеры и интересовался самочувствием пострадавшего. Утром, перед сменой с дежурства старший лейтенант вошел в камеру. Конончук сидел на топчане, понурив голову.

– Как самочувствие, Микола? – по-доброму спросил Карлов.

– Голова сыльно болыть. Ну, вы ж менэ и звызданулы, товарищу старшему лейтенанту! – жалобно произнес Микола.

– Это у тебя от пьянки голова болит! Меньше будешь пить и на дежурного с кулаками бросаться. Фельдшер тебя осмотрел. Ничего страшного. До дембеля заживёт!

После этого Карлов больше не испытывал никаких трудностей со строительными материалами, которые добывались в основном «хапспособом» [46] . Он подходил к дырке в заборе войсковой части строителей и просил, чтобы ему позвали рядового военного строителя Конончука.

– Микола! У нас проверка намечается. Нужна срочно краска: побелить стены и «сапожок» черным навести.

– Зробымо! – охотно откликался Конончук. – Ну, вы ж тогда менэ ох как звызданули, товарищу старшему лейтенанту.

– Да, ладно, Микола! Я давно забыл, а ты всё помнишь.

– Це я долго буду помнить, товарищу старшему лейтенанту!

Так через насилие установились относительно нормальные отношения людей, накануне оказавшихся в конфликтной ситуации, где любой из них, а то и оба, могли оказаться за решеткой.

Замполит роты, которой командовал Карлов уже в Венгрии, прибыл из внутреннего округа, имея тоже за плечами то ли отрицательный, то ли положительный опыт, но опыт общения с недисциплинированными бойцами у него был. На прежнем месте службы лейтенанта Кольцова воспитывал начальник штаба майор Мазюта. Он мог прибыть на подъём личного состава, обойти казармы и сделать выговор молодому лейтенанту, дежурному по части:

– Почему батальон не поднят, товарищ лейтенант?

– Батальон поднят, товарищ майор! Выполняя обязанности дежурного по части, я контролировал выполнение распорядка дня. Мною был проведен осмотр во всех подразделениях, как личный состав поднимается с постелей и выходит на физзарядку.

– Почему я слышу скрип кроватей, когда я захожу в помещение после вас? Значит, отдельные недисциплинированные военнослужащие не выполнили требования распорядка дня и снова легли досыпать. Следовательно, вы не справились со своими обязанностями и не обеспечили порядок в части! Вы офицер или тряпка?

Такой разговор случился дважды. На третье дежурство лейтенант подобрал струганную чинаровую палочку (впоследствии молодая жена сама подавала ему этот инструмент или напоминала о нём, чтобы он не забыл её брать, и чтобы его не ругал Мазюта), чтобы быстрее приводить в чувство любителей поспать. И он уже находил удовольствие в этом, и запрещал солдатам, кидавшимся спасать спящих друзей, будить нерадивых сослуживцев. Он не очень сильно бил по накрытым одеялами телам, но всегда это выходило неожиданно и, естественно, не очень приятно.

Однажды он перетянул палкой старшего сержанта Бакирланова, «деда», уже готовящегося к демобилизации. Был он из интеллигентной казахской семьи; грамотный, с явными проявлениями национализма. Всегда задавал провокационные вопросы, чтобы понаблюдать за реакцией лейтенанта. А тут получил почти публичное оскорбление. Бакирланов вскочил, стал говорить, что офицер нарушил закон и за это будет отвечать.

– А вы ничего не нарушили, товарищ старший сержант? Марш на физзарядку! – скомандовал Кольцов и направился в штаб, в комнату дежурного по части. Бакирланов быстро собрался и вышел из казармы. Он не знал, что нужно делать конкретно и был в растерянности.

– Товарищ лейтенант, вы не хотите извиниться передо мной публично?

– Не понял, за что? За то, что вы не выполнили распорядок дня и заставили меня применить силу? В соответствие с уставом я могу применить и оружие для восстановления порядка. Читайте устав, товарищ старший сержант! У меня время отдыха с девяти до тринадцати часов. Командир части на месте, можешь жаловаться, – было сказано сержанту, который походил около штаба некоторое время, а потом убыл в роту.

Но Кольцов сделал для себя вывод, что палка, хотя на греческом и звучит как стимул, и является эффективным средством, но всё-таки опасным средством воспитательного воздействия на подчиненных.