Впервые за долгие два года, Аарон Даунинг расплакался.

— Я думал, они выбрали меня потому, что я гей. Если бы я был натуралом, Джульетта была бы жива, а тебе не пришлось бы заботиться обо мне, как о каком-то огромном ребёнке. И... и это только добавило пункт поверх всего, с чем тебе приходилось иметь дело. Я ненавидел это. Я считал, что это глупо, потому что я никогда не встречу того, кто не обратит внимания на шрамы и бесконтрольные истерики, так какая разница? Не знаю, почему Спенсер другой, мам. Я даже не знаю, гей ли он, — выдавил Аарон сквозь тяжёлые рыдания. Слёзы текли в темноте по его испуганному лицу.

— Ох, милый, они выбрали тебя потому, что ты был там. Твой отец и братья живут с тобой всю жизнь, и я уверена, что они понятия не имеют. Те... те мужчины не могли знать, что ты гей. Ты никогда не был виноват в этом. Никогда, — она гладила руками свои колени, и, казалось, ей требовалась вся сила воли, чтобы не потянуться к сыну. — Но что касается твоего сна, ты вообще говорил со Спенсером о гомосексуальности?

— Нет. В смысле, даже если он гей, с чего ему хотеть быть со мной? Я разбит, мам. Я максимально испорчен. Он такой... — Аарон прервался, не желая пока раскрывать все части своего сердца. — Он заслуживает кого—то целого.

— Два года назад мы не смогли бы об этом поговорить. Ты не был достаточно разумным, чтобы справиться с этим. Я давала тебе успокоительное, ждала, пока ты не станешь достаточно сонным, и целовала тебя в лоб, прежде чем вернуться в свою комнату на бессонную ночь, до смерти боясь за тебя. Знаю, ты чувствуешь себя испорченным, но, Аарон, ты действительно всё больше выздоравливаешь, с каждым днём. Прогресс, которого ты достиг с тех пор, как просто познакомился со Спенсером, поразителен. Думаю, дружба с ним очень хорошо на тебя влияет, но если он гей, ко всему остальному между вами стоит подходить очень медленно. Мы можем попробовать пойти к другому доктору, если ты думаешь, что готов с кем-нибудь поговорить, — осторожно предложила она.

Аарон всё ещё не мог заставить себя рассказать матери об отце Спенсера. Парень знал, что она права, и время, проведённое с доктором Томасом, помогло ему. Казалось, если Аарон расскажет маме, поделиться своим секретом, это всё разрушит. Стать пациентом доктора Томаса было первым взрослым решением, которое Аарон принял в своей жизни, и ему хотелось подержаться за это чуть дольше. Может быть, пока не будет чего-то существенного, чем можно поделиться.

— Я завёл что- то вроде дневника, — ответил Аарон, пытаясь дать маме хоть что-то, не раскрывая всей правды. — Это помогает мне разобраться в некоторых чувствах, — одеяло привлекло весь его интерес, пока он избегал взгляда матери.

— Это хороший способ разобраться в себе, — ответила она, как раз когда зевнула. — Я рада, что мы сегодня поговорили. Прошло много времени с тех пор, как мы вот так сидели, — потянувшись, чтобы похлопать Аарона по плечу, его мать отстранилась, когда увидела, как сын поморщился.

— Ты расскажешь папе, о чём мы говорили? — скрытый вопрос прорывался сквозь осторожный выбор слов. «Ты расскажешь ему, что я гей? Он будет думать, что это я во всём виноват? Он будет ненавидеть меня? Он прогонит меня?»

— Я расскажу ему, что мы поговорили, и ты начинаешь справляться лучше. Хочешь, чтобы я рассказала ему, что ты гей? — её голос был тихим и понимающим, будто любой его ответ будет принят нормально. Аарон кивнул, не в силах озвучить слова. — Я могу это сделать. Антони ещё немного маловат, но я думаю, что тебе следует рассказать Аллену. Вы двое раньше были близки. Я хочу увидеть, как ваши отношения снова станут прежними.

— Расскажу, мам... позже, — неохотно согласился Аарон. — Думаю, я попробую ещё немного поспать, прежде чем придётся вставать на занятия. На лекции легче, когда я не уставший, — с долгим, глубоким зевком, Аарон забрался обратно под одеяло. Мать помогла ему укрыться, стараясь не прикасаться к сыну.

— Я люблю тебя, Аарон, — тихо сказала она, вставая.

Он поднял глаза и поймал её взгляд.

— Я тоже тебя люблю, мама.

***

Аарон ненавидел, когда Спенсер смотрел вниз. Обычно это сопровождалось выражением сосредоточения или стыда на его лице. От этого у Аарона болело сердце. Другие люди могли топать по полу, пытаясь привлечь внимание Спенсера, как делают с собакой, но Аарон не стал. Какая—то сила, какая переполняющая необходимость подтолкнула его прикоснуться к лицу Спенсера. Когда он это сделал, Спенсер поднял взгляд и улыбнулся. Очень медленно, будто оценивая реакцию Аарона, Спенсер прильнул к нему, и Аарон почувствовал, как тёплые и мягкие губы Спенсера прикоснулись к его губам в его самом первом поцелуе.

Паника, которую Аарон ожидал почувствовать из-за интимного контакта, так и не наступила. В тот момент он чувствовал только огонь. Поцелуй Спенсера напоминал пламя, охватывающее и сжигающее его страх, оставляя только жар. Робко, опасаясь собственных закоренелых реакций, Аарон положил руки на плечи Спенсера и оказался шокирован своей безрассудной нуждой. Пальцы Спенсера приподняли край майки Аарона, поглаживая его голую кожу, а губы переместились на его шею. Аарон позволил себе запрокинуть голову. Не чувствуя, как тянет кожу из-за шрамов, он наконец понял, что это сон. Вес этого сокрушительного разочарования удивил Аарона. Он бы подумал, что даже во сне избавление от повреждённой кожи будет причиной для радости, но это означало, что он со Спенсером не по-настоящему.