Присыпал Игорь мертвеца снегом, затем шапку с себя снял, к груди прижал, голову склонил и сказал:

– Ну, покойся с миром.

Похоронил, получается.

Может, после таких похорон успокоится?

Ольга негодовала. Ольга бесновалась. Ходила вдоль печи и плевалась:

– Дурак! Что наделал?

– Избавил нас, – ответил Игорь.

И не к месту добавил:

– От лукавого.

– Ага! Избавил! – крикнула Ольга. – Как же! Я тоже избавлялась. А толку? Все равно явился. Теперь вон еще ногу ему проткнул. Этого мертвяк точно не простит.

– Избавил-избавил, – настаивал Игорь. – Я его далеко уволок, ему оттуда ни за что не выбраться. Больше он нас не достанет.

Ольга покачала головой. До самого вечера она то и дело всматривалась в лес и шептала словно заговор:

– Не возвращайся, не возвращайся, не возвращайся.

Пыталась убедить себя, что слова эти имеют силу, защитят от мертвеца, скроют от него дорогу к избе. Умоляла сосны встать стеной, окружить труп, если тот вновь восстанет, не пропускать, задавить, хоть и знала, что сосны спят, ее не слышат.

Игорь проснулся посреди ночи. С Ольгиной половины тянулась тонкая полоска света: женщина почем зря включила фонарик. Нашла тоже оружие от ночных страхов!

На Игоревой половине царила приятная темнота, уютная, обволакивающая. Темнота ворожила, сон наводила. Мужчина и уснул было снова, да привиделся ему впотьмах знакомый предмет.

Фу, морок!

Нашарил Игорь фонарик, посветил в угол. Насветил багор. Сердце забилось часто-часто, рука принялась метать фонарный луч по сторонам: нет ли рядом и мертвеца? Никого. Только багор немым укором торчал в углу возле Игоревой кровати. И едва от багра отползал луч, как он принимался шевелиться. Еще немного – и упадет, Игорю в ногу вонзится, поелозит там, чтоб покрепче засесть. В лес оттащит, в сугроб кинет. Шапку снимать не станет – не носят багры шапок.

Тело Игоря свело от страха. От страха же совершил он немыслимое. То, чего прежде не делал, о чем даже не помышлял. То, что было под негласным запретом: он прошел на Ольгину половину.

Возле шторки откашлялся:

– Да? – задрожал Ольгин голос.

– Это я. Не бойся, – прошептал Игорь. – Я это… можно я… это… можно с тобой побуду… ну, не в том смысле… ну, просто посижу.

– Нет. Уходи.

И потащился Игорь к печке. Обратно в свой угол – страшно. Устроился на неудобной лавке. Про багор соседке рассказывать не стал. Ни к чему ей об этом знать.

Не приняла? Не приняла.

Прогнала? Прогнала.

Начало войны? Положено.

Так и просидели: она – на кровати, он – на лавке, оба ноги поджали, шарили по углам и темным щелям фонариками, прислушивались к звукам, которых, вот подозрительно, не было совсем. Не слышались шаги вокруг избы, не стучали двери, не скрипели оконные стекла. Стояла такая тишина, что казалось, ты оглох, ты в пустоте, тебя нет больше.

С рассветом оба выдохнули.

Игорь к себе за занавеску заглянул. Багор исчез. Словно и не было его там.

Отперли замки. Распахнули дверь. На тропинке лежал мертвец. Лицом к небу. Руки в стороны раскинуты, будто распят прям на снегу.

Ольга завизжала и заплакала одновременно. Игорь рухнул в сугроб возле избы.

– Господи, что делать-то?

Ольга не первый раз за эти дни упоминает Господа, а ведь когда-то до него ей и дела не было. Всю жизнь была полуверующей. К Богу мысленно обращалась, когда уж совсем тяжко было, но в церковь не ходила, молитв не знала, икон дома не держала и, если верить Библии, много грешила.

А после смерти сына она и вовсе в Боге разуверилась: как он мог забрать ее чистое и светлое дитя? Был бы Бог, не допустил бы Степашкиной смерти.

Верить в Рай легче: куда проще думать, что сын твой сейчас сидит на облаке, пьет амброзию, следит за тобой и в этом вечном светлом мире абсолютно счастлив. Куда счастливее, чем на Земле. Куда счастливее, чем с тобой. Но нет, после смерти Степана Ольга на Бога роптала, на Бога гневалась, кричала ему:

– Нет тебя! Нет тебя! Нет!

Кулаком грозила в потолок: если такой всемогущий, то через несколько этажей и крышу разглядит ее кулак.

Сейчас же бросилась женщина на колени, обратила лицо к небу и начала молиться, уж как умеет, теми словами, что сами пришли. Молилась неистово, от мертвеца избавить просила. В эту страшную минуту Бог опять появился в Ольгиной жизни, опять воскрес.

И снова Пасха, получается.

Игорь вновь оттащил мертвеца подальше в лес, сопровождаемый Ольгиными криками:

– Зря! Все равно вернется!

На сей раз не багром тащил – тот пропал. За ноги волок. И страшно, и противно, но хочется убрать труп подальше и поскорее.