Оконные рамы трещали, грозились вывалиться. Но верила Ольга, что удержит их сила Богоматери. Представляла она себе купол, светящийся над избой: не позволит он мертвецу к дому подойти, не даст людей убить. А вне купола пусть себе беснуется, пусть себе шумит. Пусть силы почем зря тратит.

Попыталась Ольга с рассветом уснуть, но не получилось. Попробовал задремать Игорь, но и к нему сон не шел. Из убежищ своих выбрели, друг на друга глянули, доброго утра желать не стали, из избы вон ринулись.

А там все кресты из сугробов выдернуты, на мелкие-мелкие щепки переломаны, по двору разбросаны. Большой крест разобран и сложен там, где его Игорь установил. А рядом со сломанным крестом лежит мертвец.

«Никуда вы от меня не денетесь».

Ольга перекрестилась – уж этот крест никому у нее не отнять – и в избу бросилась. К окнам подбежала, на Божью Матерь взглянула. На листе вместо грустных глаз, прямых бровей, носа – линии, вместо платка и удавшегося нимба – сплошная чернота. Словно кто-то рукавом тщательно весь уголь по листу растер. Избавился от Богоматери, надругался над иконой, уничтожил ее.

Посмеялся мертвец над Ольгиными и Игоревыми религиозными потугами. К чему кресты? К чему иконы? Не боится он их! Ему и настоящие нипочем были бы, а тут и вовсе пустышки.

Игорь нашел Ольгу на пыльном мосту, перекинутом через крохотную реку без названия. Нет, название, конечно, у реки было где-нибудь на картах, а из местных никто его не помнил. Никто поэтому реку никак и не называл. Ее даже не замечали порой, удивляясь, зачем вдруг возник посреди дороги мост. В безымянной реке не купались мальчишки, предпочитая ей дальнее озеро, до которого не меньше часа на велосипеде. На безымянную реку не ходили по воду: та что ни сезон была мутной, коричневой, как крепкий чай. И казалось, что зачерпнет несколько женщин по ведру из безымянной реки, та и закончится сразу.

Прыгать в такую реку унизительно даже для самоубийц. Ржавая вода не примет тебя в свои объятия. В лучшем случае разобьешься о камни, но, скорее всего, останешься лежать под мостом вся переломанная, но живая. И никто не придет на помощь, потому что никто никогда не остановится на этом мосту, не полюбуется бегущей рекой, не заметит распластанного тела.

Положим, Ольга и не хотела прыгать. Встала к краю, чтобы пощекотать и без того расшатанные нервы. Проверить, действительно ли она больше не цепляется за эту жизнь. Она потеряла все: ребенка, мужа, прежние знакомства, работу, деньги. Впрочем, деньги в этом списке – самая незначительная потеря, стоит ли о них переживать?

Пыталась вернуться к Шавкату и Гуле, но оказалась там ненужной: они уже перекроили свою рыночную жизнь, Гуля приноровилась работать с грудничком на руках. Не нужна им больше Ольга. Не нужен лишний рот. Даже Мансур, вопреки ожиданиям, не бросился в объятия тети Оли. Он вообще словно не был рад встрече, глядел волчонком, хмурил густые черные брови. Дети могут долго таить обиду.

«Нашел на мосту» – не совсем верные слова. Игорь Ольгу не искал. Он искал вещи, необходимые для обустройства избы.

Решив отречься от мира, первым делом вспомнил он лес, охотничий дом. Разумеется, чтобы поселиться там основательно и надолго, необходимо было снарядить экспедицию, выяснить, цела ли изба, в каком состоянии.

Игорь нанял машину, добрался на ней как можно дальше в лес. Думал доехать прям до избы, но дорога вся заросла за долгие годы, да и несколько поваленных деревьев не позволили продвинуться далеко. Пришлось идти пешком, по памяти вспоминать маршрут. Чуть поплутал, куда без этого, но в итоге набрел на избушку. Нашел ее в приличном состоянии, провел ревизию, записал, что необходимо будет купить, и абсолютно довольный вернулся в город. Дал себе два дня на подготовку. Дольше среди людей Игорь не мог находиться.

Он предпочел бы обойтись без «приключения» с Ольгой.

Игорь буквально пять минут назад повздорил на рынке с продавщицей бытовой мелочи. Та обсчитала его при покупке гвоздей на целый рубль. Неслыханная наглость. Поначалу Игорь решил спокойно установить справедливость, объясниться, вернуть свой рубль и в целом остаться довольным покупкой. Пусть и с небольшим осадочком. Но продавщица неожиданно принялась верещать на весь рынок. Видимо, ей этот злосчастный рубль был не менее важен. Что конкретно верещала, не разобрать – голос у нее слишком высокий, громкий, с подтрещинами. Мужчины, заслышав такой голос, перестают понимать слова. Игорь настроился выждать крик и все же вернуться к разговору о рубле, но тут продавщицу окликнули:

– Валя! Что стряслось?

После этого Игорь обезумел. Едва заслышав ненавистное «Валя», он перестал себя контролировать и двинул продавщице в подбородок. Двойной, даже тройной, подбородок заколыхался. Вероятно, он послужил подушкой безопасности для своей хозяйки, но полностью от боли избавить не смог.

Продавщица заверещала еще громче, только на сей раз разборчиво:

– Милиция! Милиция!

Глупая какая продавщица. Не знает, что ли, что в стране много лет уже как полиция? В каком году она застряла? Не оттого ли у нее с подсчетами проблемы?