Шрифт:
Я пожала плечами, не зная, что сказать.
– Конечно, поступок твоего отца заслуживает осуждения, – мрачно продолжил Кристофер, и мне стало стыдно. Папа все-таки хороший человек, и не хотелось бы, чтобы кто-то считал его буйным пьяницей. – Но, сугубо между нами, – Кристофер заговорщически подался вперед, – я видел записи с телефонов зевак, и мне очень жаль, что Мартин не сломал этому Ричарду нос.
Я рассмеялась. Если бы полтора месяца назад мне кто-нибудь сказал, что я буду стоять на парковке возле полицейского участка и смеяться над разбитым носом какого-то владельца кофейни, я бы решила, что у этого «кого-то» крыша поехала.
– Твоему отцу есть за что тебя поблагодарить, – добавил Кристофер.
Он явно видел меня эдакой сообразительной, самостоятельной и решительной особой, а не просто заурядной бездетной домохозяйкой, как все остальные. Я не знаю, кто прав – он или все прочие, но зато точно знаю, какой сама хочу быть. Впрочем, Кристофер вполне мог смотреть на меня через те же розовые очки, через которые ты смотришь на Джека, – те самые, которые намертво прирастают к лицу за долгие годы общения.
– Ты постоянно заботишься о других, – продолжил Кристофер, – но я надеюсь, что у тебя остается минутка и на заботу о себе. Или у тебя хотя бы есть тот, кто напоминает о необходимости это делать.
И вот тут я, к стыду своему, и расклеилась. Из глаз брызнули слезы. Обычно я в состоянии удержать себя в руках, но сейчас все просто по частям разваливалось.
– Господи, Ада, я же не хотел… – Кристофер осекся и привлек меня к себе.
– Все нормально.
А пахло от него так знакомо, что меня тут же захлестнула волна юношеских воспоминаний: как мы с Кристофером ехали знойной летней ночью по проселочной дороге, врубив музыку и открыв окна в салоне, как мы целовались и ласкали друг друга под одеялом в моей старой спальне. Тогда я была молодой и беззаботной, и казалось, что мне все по плечу… И в каждом из этих воспоминаний была и ты, Эл, живая и невредимая, дожидавшаяся меня дома вместе с мамой и папой.
– Ничего не нормально, – возразил Кристофер. – И это в порядке вещей – когда какие-то вещи не в порядке.
Устыдившись, я отстранилась и вытерла слезы. Кристофер уже набрал воздуха, собираясь добавить что-то, но тут послышался папин голос. Оглянувшись, я увидела, как он идет к нам через стоянку.
– Надо отвезти папу домой, – сказала я. – Спасибо.
Сама не знаю, за что благодарила Кристофера, но мне хотелось это сделать. А по дороге домой я снова прокрутила его слова в голове и поняла, что он прав. Если бы я не поехала к Ричарду домой, тот не отозвал бы заявление.
Это я запустила цепочку событий. Я.
И знаешь что? Я не стану уповать на то, что тебя найдет кто-то другой. Пока я жива, Пчелка Элли, я буду искать тебя – до последнего вздоха.
Глава тридцать третья
Тридцать пятый день после исчезновения
Элоди Фрей
Кровь громко стучит в ушах. Я медленно прихожу в себя, будто всплываю из черноты на поверхность – и наконец выныриваю, судорожно вдыхая воздух ртом. И обнаруживаю, что лежу на спине, а ноздри щекочет сухой запах чистых простыней. Я открываю глаза, но солнце светит так ярко, что приходится снова зажмуриться. Свет проходит сквозь тонкую кожу век, так что перед глазами – сплошной красный цвет. Поднять веки сложно, удержать их в таком положении еще сложнее, они так и норовят опуститься обратно.
Покатый потолок.
Краснота.
Деревянные балки.
Краснота.
Застекленные двери. Небо.
Я в мансарде, на самом верху «Глицинии». Пробую сесть, но не могу. Не могу.
Руки крепко привязаны к кованой спинке кровати. Металл лязгает о металл: на мне наручники. Тут же накатывают воспоминания – машина, несущаяся по дороге, Джек, прижимающий меня к жесткой земле, его пальцы, скользящие у меня между ног, пока я умоляю его прекратить, падение с обрыва в воду. Левый висок откликается болью.
Я снова пробую дернуться, но металл врезается в запястья, и приходится сжать зубы, чтобы не закричать от боли. Нет, без посторонней помощи освободиться не получится. Меня бросает то в жар, то в холод, а грудь неприятно сдавливает от подступающей паники.
Так.
Вдох. Выдох.
Вдох. Выдох.
Опустив взгляд, я обнаруживаю, что на мне чистая футболка. И что на коже нет никакой грязи, лишь мелкие синяки и царапины на ногах. Сколько же времени я пробыла без сознания? И что Джек делал со мной, пока я валялась в отключке? Я рефлекторно дергаюсь, намереваясь пощупать себя между ног – нет ли там разрывов, крови, не болит ли что-нибудь, в общем, есть ли свидетельства того, что он воспользовался мной. Но оковы не пускают.
Он сменил на мне одежду. Значит, мое безвольное обнаженное тело побывало у него в руках. Он меня отмывал. Внутри все сжимается. Паника грозит переломить ту последнюю соломинку спокойствия, за которую я цепляюсь изо всех сил. Я медленно набираю полную грудь воздуха, стараясь не терять самообладания и не дергаться, и прислушиваюсь к собственным ощущениям. Вроде бы нигде ничего не ноет, но, с другой стороны, мало ли бывало случаев, когда женщину насиловали, пока она была без сознания, а потом она приходила в себя, понятия не имея о случившемся, а потом, повернувшись, обнаруживала рядом незнакомого мужчину, или, что еще хуже, всплывало какое-нибудь непотребное видео или фото. Так что даже если Джек изнасиловал меня, проверить это невозможно.