Хотя я ждала Джека, от скрипа открывающейся двери внутри все сжимается и снова включается рефлекс «бей или беги». Дверь закрывается, щелкает замок, и я слышу резвые шаги вниз по лестнице. У Джека хорошее настроение. Глубоко вдохнув, я стараюсь подавить всколыхнувшийся внутри страх.

Перед носом у меня возникает бумажная тарелка.

– Госпожа, – чинно возвещает Джек, пристраивая тарелку передо мной, а следом и соответствующий столовый прибор – пластиковую ложку.

Я забираю тарелку и ложку, стараясь не касаться при этом рук Джека. Еда уже мелко нарезана – Джек не настолько глуп, чтобы выдать мне посуду, которую можно разбить о его же голову, или прибор, сделанный из чего-нибудь опаснее дешевого пластика.

Сам он, как обычно, устраивается в кресле рядом с кроватью.

– Благодарю, – откликаюсь я, стараясь смотреть ему в рот, а не в глаза. В глаза ему смотреть сейчас не стоит, потому что я всякий раз проваливаюсь в воспоминания о том, что произошло на холме. А мне нужно научиться расслабляться при появлении Джека. Это все равно что постепенно привыкать к ледяной ванне: сначала дух перехватывает, но затем погружаешься в воду целиком и перестаешь чувствовать холод.

– Карри, – продолжает он. – Твое любимое.

– Выглядит очень аппетитно.

Я надеюсь, что если буду вести себя спокойно, а не как дикое животное, то Джек ослабит контроль, и тогда, может быть – только может быть, – я смогу выиграть эту маленькую битву, если не всю войну. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал мне, что я смогу вежливо беседовать с человеком, который сначала похитил меня, а потом еще и применял силу, я бы ни за что в такой бред не поверила. Вот уж воистину – не узнаешь предел собственных возможностей, пока не подойдешь к нему вплотную.

Я решаюсь поднять взгляд чуть повыше и теперь смотрю Джеку на нос.

– Все-таки ты отличный повар.

– Ты совсем перестала улыбаться.

«Догадайся почему, мать твою», – едва не огрызаюсь я, но вместо этого отвечаю:

– Вижу, у тебя сегодня хорошее настроение.

– Так и есть.

Надо бы спросить почему, но я воздерживаюсь. Конечно, бодрый настрой может сделать Джека сговорчивее, но мне попросту противно видеть, что он способен чему-то радоваться, после того как мне из всех эмоций оставил только бесконечный страх.

– Хорошо.

– Мне нравится, как этот цвет на тебе смотрится.

На мне темно-зеленая футболка – его футболка – и черные трусы-шорты, тоже его. Джек говорит, что ему нравится, когда я ношу его одежду, – мол, смотрю на тебя и всякий раз думаю: моя.

– Я тут подумала… – начинаю я, тыкая ложкой в кусочки мяса.

– О чем?

Вот сейчас я и проверю, сколько мне позволено. Я жду, пока Джек положит вилку, и только потом продолжаю:

– Да вот, понимаешь… Я подумала, нельзя ли проехать мимо моего дома? Я не буду выходить или привлекать внимание, просто хочу проверить, как там поживает Шельма.

– Бродяжка твоя?

Я киваю.

– Мне ее очень не хватает. Я-то думала, что вернусь в Кроссхэвен раньше. – Я старательно избегаю слова «домой», потому что Джек не устает повторять, что теперь мой дом – «Глициния». – О ней же, кроме меня, и позаботиться-то некому.

– Нет.

Я вздыхаю, стараясь выразить этим вздохом абсолютное смирение с неизбежным. Нет, я не настолько наивная дурочка, я и не рассчитывала, что он согласится. Когда Ада затеяла в доме ремонт, она принялась таскать меня по разным мебельным аукционам и мебельным распродажам, научив одному важному правилу: на любых переговорах сначала требуй невозможного, а потом уже соглашайся на то, о чем и хотел попросить с самого начала. В таком случае вторая сторона подумает, что победила в споре, и с куда большей вероятностью даст тебе необходимое. Поэтому я округляю глаза, будто мне только что пришла в голову новая идея:

– А может, ты привезешь ее сюда? Пожалуйста, Джек. Ради меня.

– Эта тварь постоянно на меня шипит. Она меня никогда не любила.

Значит, разбирается в людях получше некоторых, думаю я про себя, а вслух говорю:

– Я была бы очень рада. И чувствовала бы себя не так одиноко, пока тебя нет.

Надеюсь, кто-нибудь увидит, как Джек ловит Шельму, и задумается. Поскольку мой дом засветился в новостях, полиции пришлось установить возле него дежурство; возможно, квартиру до сих пор охраняют. В конце концов, даже если Джека не заметят, с появлением Шельмы у меня хотя бы появится повод вылезать из кровати по утрам, ведь когда Джек в «Глицинии», я постоянно напряжена и собранна, но когда его здесь нет, я просто лежу и часами таращусь в потолок, снова и снова прокручивая в голове то воспоминания о его нападении, то несбыточные планы побега.

– Я подумаю.

– Спасибо, Джек. – Я наконец-то смотрю ему в глаза и улыбаюсь. И стараюсь не отводить взгляд в сторону, чтобы подсластить благодарность по максимуму. И конечно же, сразу вспоминаю, как лежала, придавленная к земле, и умоляла его остановиться, пока он стаскивал с меня трусы. Я поспешно опускаю взгляд и тыкаю ложкой в кусок курицы. – Октябрь на дворе, – продолжаю я в попытке отвлечься от неприятных ощущений, – а твоя мама вроде как собиралась продать коттедж до Рождества. Что ты планируешь делать дальше?